Юрий Киселев - Ступень2 Власть демиурга

Поклон девушки стал ещё ниже, а прозвучавший ответ состоял, казалось, из одних извинений:

- Прошу простить меня, недостойную, за то, что не смогла сразу же распознать лик ваш, о великие! Какое наказание вы назначите мне за ошибку мою?

- Таня, бросай бить поклоны и распинаться, мы не на королевском приёме, а на, как бы сказать, семейной вечеринке. Правда, до вечера времени ещё много, но, прошу, воспринимай их не как объекты поклонения, а как своих старших родственников. Можешь звать их бабушкой и дедушкой.

- А можно?

- Конечно можно, внучка! - на лице Яринаты прорезалась улыбка, - иди ко мне, садись на мои колени и рассказывай, как же тебе удалось женить на себе нашего папку! Ты даже не представляешь себе, какую свинью ты подложила всем нам своим замужеством - всё генеалогическое древо нашей семьи можно смело выбрасывать на помойку! Теперь я даже не знаю, как тебя называть - то ли правнучкой, то ли тётей... Мамой называть собственную пра-пра-правнучку я, наверное, всё же не буду...

Костёр давно уже прогорел, мясо было съедено, на землю спустились сумерки, а разговоры за столом, перемежающиеся весёлым счастливым смехом, становились только громче и насыщеннее - родственникам не терпелось пообщаться друг с другом, встретившись впервые за долгие годы разлуки, и никакой ментальный диалог не мог полностью заменить собой обычного человеческого общения под пропитанный дымом костра хорошо прожаренный шашлык, щедро сдобренный хорошей порцией выдержанного красного вина. И только Тане не повезло - вместо вина ей достался тёмно-красный густой вишнёвый компот. Впрочем, особого сожаления по этому поводу она не испытывала...

***

Андрей висел в пустоте, впитывая в себя дыхание и эмоции вселенной, расплескавшись сознанием по всей галактике, и ему это нравилось. Нравилось знать, что ты видишь весь мир, ощущать свою власть над этим миром было приятно. Волны космических лучей омывали его нематериальное тело, лаская все органы чувств и принося блаженство и умиротворение. С этим состоянием покоя и единения с миром не сравнится ни одно другое состояние - даже воспетые древними поэтами ласковые волны тропических морей с завораживающими песнями резвящихся в них сирен не приносили и малой части испытываемого им удовольствия.

Сполна насладившись единением с собственным миром, Андрей сконцентрировался на единственной пока обитаемой планете, разместившейся недалеко от центра галактики, с высоты обозревая оба континента Наты, омываемые океанами, и длинную цепь островов между ними. Отсюда, из глубокого космоса, планета выглядела сказочно красивой, и ничто не говорило о катаклизмах, сотрясающих один из её континентов, и рек крови разумных, проливаемых на нём. Сотни тысяч человеческих жизней уже прервались по прямому желанию Андрея, имеющему в этом мире силу закона, и миллионам проживающих там людей предстояло ещё расстаться с жизнью в ближайшее время. Не пройдёт и года, как население континента сократится минимум втрое, а, возможно, значительно больше. Пройдёт всего несколько лет, и мир внизу изменится до неузнаваемости. Поменяют свои русла реки, на месте песков зазеленеет трава, а некогда тучные луга и плодородные поля превратятся в пустоши. Прав ли он был, устроив на планете локальный армагеддон? С какого времени он стал мыслить категориями миров и цивилизаций, с лёгкостью обрекая на смерть целые народы? Кто дал ему право судить, кто будет жить, а кто умрёт? Когда целые миры, населённые разумными обитателями, стали для него ассоциироваться с лабораториями и использоваться им для проведения различного рода экспериментов, в том числе и над людьми? Когда произошло то событие и пролегла та грань, отделившая его от остального человечества? Ведь, надо признаться самому себе, Андрей действительно уже не ощущал себя человеком. Он всегда боялся, что, обретя способности и могущество бога, он взамен потеряет свою человечность. И вот, видимо, этот момент всё-таки настал - он не человек ни по существу, ни по духу. Он даже мыслить стал нечеловеческими критериями... Хорошо это или плохо? Ответа на этот вопрос Андрей не знал, однако мысль о потере человечности навевала грусть. Получалось так, что всё последнее время он играл в человека, старался если не быть им фактически, то хотя бы чем-то очень и очень похожим. Оставшись в своём физическом воплощении на Иллурии, Андрей вёл жизнь затворника, замкнувшись на общении с собственной женой и изредка по привычке выбираясь на прогулки по другим планетам или в другие галактики - как делал это на протяжении последних веков. О знаменитом тане Руре, ставшем впоследствии Странником, а затем и Отшельником, слава о котором когда-то гремела по всем освоенным империей галактикам, постепенно стали забывать. Окания и Иллурия шли своей дорогой, жили, развивались, но жизнь в них стала казаться Андрею какой-то пресной - он знал, что произойдёт в них завтра, через год, или через век. Человеческая цивилизация стала для него скучной и предсказуемой. Даже примитивной - по сравнению с его развившимся интеллектом. И, самое главное - с каждым годом он всё больше и больше начинал ощущать своё одиночество. Будучи человеком, Андрей жил полной жизнью - любил, творил, сражался, ненавидел... Сейчас ему не с кем было сражаться и некого ненавидеть. Осталась только любовь, но Лури была человеком, и мысли и желания у неё тоже были человеческие. Иногда Андрей ловил себя на мысли, что, заботясь и опекая свою жену, он относится к ней как к любимому котёнку - кормит, опекает, временами чешет за ушком, радуется его игривому настроению и печалится, когда котёнок ушибётся, упав с дерева. Но разговаривать с любимой женой ему так же трудно, как и с остальными людьми - ускоренное сознание Андрея с каждым годом воспринимало и обрабатывало информацию всё быстрее, а человеческая речь так и осталась медленной и архаичной. Поэтому в последнее время они всё чаще просто вместе молчали... И осознание того, что он всё больше и больше отдаляется от своей любимой жены, навевало на него грусть.