Владимир Контровский - Страж звёздных дорог

Сны многоразличны. Череда неясных видений, отражений уже виденного и пережитого (или же того, что хочется - или не хочется - видеть и пережить). Размытые образы, составленные из обрывков привычного, смутные и малопонятные символы. Бредовые кошмары, заставляющие учащённо колотиться усталое сердце. А иногда с пугающей отчётливостью приходит Необъяснимое, никогда ранее не изведанное (так, по крайней мере, подсказывает так называемый жизненный опыт и мудрость прожитых лет). И тогда просыпаешься, как от толчка, вскидываешься на смятой постели, секунду-другую прислушиваешься к тихому дыханию спящего рядом с тобой человека, вглядываешься в темноту за окном и ложишься снова и пытаешься заснуть (в тайной надежде увидеть Это опять). Или же встаёшь (осторожно, чтобы не разбудить того, другого, ведь сон твой - это только твой сон) и идёшь на кухню, и ставишь кофе, и следишь, как кольца сигаретного дыма слагаются в причудливые зыбкие образы. В сонниках искать ответы бесполезно - там и понятий-то таких нет. И не менее бесполезно обращаться к трудам маститых учёных от психиатрии, объясняющих всё просто-напросто спонтанной и хаотичной игрой слабых электрических импульсов в коре головного мозга и в нервных окончаниях.

Не будем спорить с маститыми. В конце концов, убеждать их в чём-то таком - не наше дело. Но откуда эта пронзительная ясность, и ощущение утраты, и боль Памяти? Легче всего отмахнуться и списать всё на неустойчивость психики и особенности натуры, нежели попытаться и рискнуть разобраться. А разобраться надо, непременно надо. Впрочем, каждому своё, и каждый решает сам за себя. Хотя, конечно, очень и очень соблазнительно попытаться решать за других - вот только эти другие почему-то такой образ действий отнюдь не приветствуют (были уже прецеденты - но об этом разговор совсем особый).

Сны приходят ночью.

…Лавина пришла так, как всегда приходили Лавины - внезапно. Ничто не предвещало начала вселенского бедствия, ни малейшего возмущения не отмечалось ни в потоках энергии, пронзающих плоть Мира, ни в магических составляющих Мироздания. Привычная картина структуры Вселенной - во всей её многомерной сложности - оставалась спокойной до того самого рокового неуловимо-краткого мига, который разорвал Настоящее на "до" и "после" катастрофы. Никогда ещё ни одному самому искусному Магу, ни даже сообществу Магов не удавалось хотя бы за короткое время до наступления беды почувствовать её приход, предсказать, предупредить…

О самой природе Лавин также известно было очень и очень немногое. Знали только, что они есть суть порождения неукротимого Внешнего Хаоса, проявления его прорывов, вторжений в плоть Сущего. В сфере воздействия Лавины все, что составляло Вселенную, все её понятийные компоненты - Пространство, Материя, Время, Разум - нивелировались до Первозданного Состояния, в коем они пребывали до Первого Мига Творения. Причём распад шёл и вглубь, захватывая смежные измерения (в отличие от того эффекта, который возникал при применении Абсолютного Оружия, когда разрушения бывали гораздо более локальными). Лавина же громадным языком вылизывала огромные области Бытия, выгрызая в плоти Мироздания чудовищную рану, которая врачевалась потом многие и многие тысячелетия, причём рубец от этой раны отпечатывался навечно. Лавина могла проявиться в любой области Познаваемой Вселенной, в любом из сочленённых Смежных Миров. Каких-то зафиксированных закономерностей места и времени Прихода Лавины не существовало…

Неширокая река катила свои мутноватые, окрашенные изрядной примесью ила и глины воды между пологих, поросших кустарником и чахлым лесом берегов. Клочья утреннего тумана жались к водной глади, и первые лучи просыпающегося неяркого солнца путались в буро-зелёной листве деревьев с причудливо искривлёнными стволами. Пронзительно заверещала в гуще растительности какая-то тварь, стылый с ночи воздух прочертила быстрая крылатая тень. Под притиснутыми друг к другу кронами прочавкали тяжёлые шаги - кто-то большой и грузный неспешно шествовал на водопой, уверенный в своей силе и не опасающийся нападения. Из воды под травянистым береговым откосом высунулась змеиная голова с немигающими глазами, изо рта рептилии выскользнул длинный раздвоенный язык. Змея бесшумно метнулась к травяным зарослям, окаймлявшим берег, вырвала из переплетённых стеблей что-то небольшое, живое, трепыхавшееся, и проворно скрылась вместе с добычей под водой.