Дмитрий Биленкин - Марсианский прибой. Повести и рассказы

- Ты пришел сюда сам. Чтобы узнать правду о себе, не так ли?

- Да, я верю науке! Но себе я тоже верю!

- Я тоже верю науке, мой мальчик. И потому не советую пренебрегать ее рекомендациями. Конечно, никто не неволит тебя. Но вспомни: свобода есть осознанная необходимость. Вот мы и помогаем тебе, другим, а если эксперимент удастся - всем найти себя и свое место в мире. Никто не может быть талантлив во всем, увы, это исключено природой. Но у каждого человека - повторяю, у каждого! - обязательно есть две-три творческие способности к чему-либо выше средних. Каждый талантлив по-своему, понимаешь?

- К чему все это? - тихонько сказал юноша.

- А к тому, что все это было известно давно. Но каким именно талантом обладает тот или иной человек, наверняка сказать никто не мог. И юность вслепую искала свое призвание. Ей помогали учителя, но тоже вслепую! Иногда человек находил свое, а иногда нет - даже при самых благоприятных условиях. И становился неудачником. И не было ему счастья, и он не мог понять почему. Счастливый человек не бывает злым, а такие люди очень часто становились циниками, подлецами, пьяницами и делали несчастными других. То, что мы делаем сейчас, это выстрадано, пойми. Если этот эксперимент кончится хорошо, каждый человек по достижении зрелости будет узнавать от нас, в чем его призвание. И он уже будет застрахован от всех этих мук прошлого - разве это не великолепно? Ты участвуешь в великом опыте, который должен резко увеличить меру счастья людей, отнесись к нему со всей ответственностью.

- Знаю! - юноша отстранился. - Знаю, на что и ради чего шел!

Теперь его глаза были сухи. Он стоял лицом к окну, и в его глазах плыли крохотные отражения облаков, причудливые, как фантазия, яркие, как огоньки. Глаза юноши вмещали в себя небо, всю бесконечность его далей и весь его простор.

- Да, - устало сказал Решетов. Его обволакивающий голос опытного психолога зазвучал глухо. - Да, ты можешь стать поэтом. Ценой неимоверного труда, самовоспитания ты можешь стать… средним поэтом. Хорошим никогда! По крайней мере до тех пор, пока мы не научимся перестраивать аппарат наследственности в соответствии с мечтами и пожеланиями каждого. Но это будет не скоро.

Юноша взял со стола свою карточку. Покрутил ее в руках, потом смял и швырнул в окно. Листок упрямо распрямился, ток воздуха подхватил его и понес в сияющую синеву.

- А все-таки я буду хорошим поэтом! - крикнул юноша, исчезая за дверью.

- Дубликат будет ждать тебя здесь! - прокричал ему вслед Решетов.

И комнату наполнила тишина, бело-голубая тишина неба.

- Иногда мне кажется, что это слишком жестоко - лишать юность уверенности в том, что она может все, - сказал ассистент, не глядя на Решетова.

- Любая операция причиняет боль, - отозвался доктор, в задумчивости расхаживая по комнате. - Но ведь она быстротечна, эта боль. Зато спасительна: она ограждает от худших бед - от разочарования, от неверия в себя. Нет, мы поступаем гуманно, очень гуманно.

- А некоторые все же кричат вот так… Они надеются, что мы ошиблись.

- Ошибка невозможна, ошибка невозможна, - повторил несколько раз доктор.

Но думал он о другом. Не о Югове. Он думал о тех, кто безоглядно доверяет им, настолько доверяет, что уж не терзает себя никакими сомнениями, а берет призвание готовеньким, невыстраданным и уходит отсюда, насвистывая, самоуверенным шагом, словно по разостланному ковру, навстречу предопределенному будущему. Маршрут указан, и человек, быть может, еще не успев почувствовать любви, уже вступает в брак с профессией. А ведь талант еще не все, ох, далеко не все, мало его найти, надо его и воспитать. Уж не дарим ли мы им вместе с карточкой иллюзию легкости? Иллюзию, что и впредь от них не потребуется усилий, раз бремя ответственности за их судьбу принял на себя кто-то другой.

«Ладно, опыт только начат, будущее покажет», - наконец успокоил себя доктор фразой, которой все сомневающиеся успокаивали себя испокон века.

- Следующий, - крикнул он.

«Хочу отлично кончить школу, потом институт, затем делать открытия».

Не помню, в каком классе, в каком из сочинений на вечную тему «Кем я хочу быть» Илюша Груздев написал это. Может быть, ему было тогда четырнадцать лет, а возможно, и семнадцать. Ясно вижу другое: мальчика в серой курточке с отложным воротничком и красным от старания затылком, склоненного над аккуратной тетрадью, в которой он аккуратным почерком пишет о своем желании делать открытия и аккуратно промокает последнее слово.