Александр Зорич - Красные звезды

– Они струей фтора стреляют, что ли? – спросил он.

– Завидная проницательность, Константин, – голос Капелли саркастически дребезжал. – Тончайшей струйкой фтора под огромным давлением. Режет металлы лучше любого лазера сравнимых габаритов, между прочим.

– Всё, мужики, молчок, – оборвал нашу беседу Чудов. – Пора с ними говорить.

– Я готов, – сказал Капелли.

– Нет. Переговоры проведу я.

Я же говорил вам, что Чудов был мужик со странностями? Они ведь совершенно точно решили еще на борту «Байкала», что вести диалог с птерами будет Капелли, поскольку Чудов как-то едва не договорился до «межпланетного инцидента»! А тут вдруг на тебе! «Переговоры проведу я»!

Капелли хотел что-то возразить, но было уже поздно препираться. От группы трудовых птер отделились трое и с поразительной быстротой метнулись к нам.

При этом свои фторные пистолеты, похожие на валторны, они держали наизготовку, как будто планировали нас немедленно перестрелять.

Соответствуя принятому в здешних краях этикету, Чудов достал из набедренной кобуры скафандра «дробовик», то есть ракетомет «Штурм».

Я машинально потянулся за своим – сталкерская привычка, – но доктор Зимин остановил меня пресекающим жестом. Мол, что позволено Юпитеру – не позволено Комбату.

– Приветствую народ хризалид, блистающий золотом сегментов и сияющий величием помыслов! – сказал Чудов.

Я так понял, это была стандартная ритуальная фраза. Программа-переводчик, запущенная на борткомпьютере его скафандра, транслировала эту формулу на язык хризалид, но результата ее работы мы не слышали, нам передавался только русский текст.

– И я приветствую землян, проявивших к нам гостеприимство! – сказал самый мордатый и плечистый птер.

Голова у него была вытянутая, опутанная сетью трещин, желто-зеленая. Всю ее нижнюю часть покрывал лес разнообразных отростков, жвал и щупов, которые непрестанно шевелились – не важно, говорил инопланетянин или молчал. А безжалостные глаза птера были, напротив, абсолютно неподвижны и смотрели, казалось, куда-то мимо нас, поверх наших голов.

Голову отделял от вакуума шлем в виде купола, изготовленного из необычного материала, напоминающего горную слюду – местами полностью прозрачного, местами располосованного мутными прожилками. Снизу шлем был герметизирован темно-зеленой складчатой мембраной. Всё это громоздкое сооружение придавало грозной в целом внешности квазиинсекта некий комичный оттенок.

Интересно, что какого-либо подобия скафандра – за исключением этого слюдяного купола – я на птерах не заметил.

Уже потом Капелли объяснил мне, что физиологически хризалиды в нем не очень-то нуждаются. Мягкие ткани их тела защищены толстым слоем твердого материала, близкого к нашему земному хитину, благодаря чему блокируется утечка водяных паров и газов из организма в безвоздушную среду.

Что же до терморегуляции, то, конечно, часа за три-четыре птер на поверхности Луны успевал хорошенько перегреться, если находился под лучами Солнца, но, выплюнув порцию жидкости, вырабатываемой особыми железами, он умудрялся восстановить термобаланс. В общем, приходилось признать, что хризалиды приспособлены к жизни на Луне гораздо лучше нашего.

Разговор, тем временем, продолжался.

– Я хочу сказать тебе, уважаемый Сис, что сегодня роспись на твоих грудных пластинах особенно впечатляет, – сказал Чудов серьезно. – Эти спирали, эти квадраты, м-м-м-м… Новый уровень эстетики! Лучшие галактические стандарты!

Капелли и Зимин принялись громко поддакивать и делать театральные жесты – мол, да-да, ничего прекрасней в жизни не видели.

Мы с Костей переглянулись – какие еще, нафиг, «галактические стандарты»? Но наконец вспомнили, что от нас требуется поддакивать и восхищаться, то есть работать группой поддержки и не сачковать.

Что поделаешь?! Мы тоже затянули: «Потрясающе! Достойно зависти! Видна работа настоящего мастера!»

– А тебе, уважаемый Лил, я хочу сказать, что твои фуркулы сегодня особенно старательно отполированы, – продолжал гвоздить комплиментами Чудов, мастер дипломатического протокола. – Они сияют ярче ста сверхновых!

Что такое «фуркулы», можно было догадаться, оглядев Лила с головы до пят. «Ярче ста сверхновых», ну или, по крайней мере, достаточно ярко, горели четыре отростка, свисавшие с нижнего сегмента его туловища.

Мы продолжили свой спектакль: «Уму непостижимая красота!», «Это просто верх элегантности!»