Наталья Бахтина - На углу Вселенной

Глеб – «гордость двадцать седьмой английской школы» – не захотел следовать по стопам отца, хотя ему прочили большое будущее и всячески продвигали вперёд, начиная с пятого класса, когда он был единогласно выбран школьным начальством председателем совета отряда. Но – всякое бывает в жизни – мальчик не пожелал идти по прямой столбовой дороге, местами переходящей в крутую иерархическую лестницу, доступную для подъёма лишь немногим избранным. Вместо этого он бросил свою спецшколу, ибо английский язык знал уже довольно, читал книжки Марка Твена и Герберта Уэллса в подлиннике и пел под гитару песни «Битлз» на родном языке знаменитой вокально-инструментальной четвёрки. В обычной школе, куда он перевёлся после восьмого класса, учитель английского языка на первом же уроке, услышав его произношение на фоне остальной, молча сидящей и отводящей глаза аудитории, пришёл в нервное состояние и немедленно предоставил юному вундеркинду свободное посещение своих уроков. Чтобы не вводить в смущение молодого преподавателя, наш герой предоставленной ему льготой тут же и воспользовался.

Другие уроки также были ему в тягость. Большую часть времени он предпочитал проводить на набережной Москваши. Так местные подростки называли Москву-реку, рядом с которой им повезло проживать в элитных сталинских домах. Дома эти были выстроены на месте старинного Дорогомиловского кладбища, появившегося после «чумного бунта» в Москве в конце восемнадцатого века. Когда-то берёзы, поросшие мхом, и пни огромных деревьев придавали кладбищу вид заброшенного парка. По оврагам там и сям даже в середине двадцатого века, когда на месте бывшего парка давным-давно разрослась дивная, пахнущая прелью и печёной картошкой полынь, были разбросаны могильные плиты. Гранитные и мраморные остатки былого вызывали неподдельный интерес у ребятни. Некоторые плиты были покрыты письменами на иврите, другие – караимской письменностью и были одинаково непонятны как ребятне, так и взрослым.

Спокойный сон старинного кладбища впервые был нарушен в начале двадцатого века, когда в древнем Дорогомилове соорудили знаменитый Трёхгорный пивоваренный завод. В начале тридцатых годов процесс пробуждения пошёл ещё быстрее. Стараниями заокеанского миллиардера Хаммера рядом с пивоварней была воздвигнута карандашная фабрика, названная в честь американских коммунистов-революционеров фабрикой имени Сакко и Ванцетти. Растущее производство на обоих предприятиях вскоре потребовало подъездных путей. Пивной завод пожирал массу ячменя, а карандашная фабрика потребляла кучу кедровой древесины. И подъездные пути в виде железнодорожных рельсов улеглись прямо на могильные холмики. Оставшиеся в живых родственники усопших поспешно принялись вывозить своих родных и близких. Власти шли им навстречу – желающим предоставлялись телеги, а потом и грузовики. Но основной гранитно-мраморный погребальный массив так и остался лежать на живописных холмах и оврагах побережья Москвы-реки.

В конце тридцатых годов вторжение железнодорожников сменилось нашествием строителей. Двадцатый век не мог дольше мириться с полуразвалившимися хибарами по обочинам Можайского шоссе. «Железный конь идёт на смену деревенской лошадке», – шутили каменщики в ответ на недовольный ропот местных жителей. И дома полезли по обеим сторонам шоссе как грибы.

В конце пятидесятых дома вплотную подошли к окружной железной дороге. Но Фили по-прежнему оставались деревней до тех пор, пока в порыве свойственного ему энтузиазма знатный кукурузовод и перекройщик государственных границ не раздвинул границы первопрестольной до размеров солидного европейского княжества. Однако консервативные москвичи долго не желали принимать Кунцево в Москву и упорно продолжали называть его Подмосковьем.

Подъездные пути, ведущие к знаменитой на всю страну карандашной фабрике и к не менее знаменитой среди столичных жителей пивоварне, получившей имя советского наркома Бадаева, работали без устали. Ещё одна колея появилась на месте бывших могил, и для регулировки возрастающего трафика потребовалось возвести семафор. Высота его оказалась внушительной, не менее тридцати метров. Разместили этот столб у подножия кладбищенского холма, который своей макушкой нависал над построенным семафором метров на двадцать с гаком. А именно этот холм и был самым заселённым и застроенным уголком еврейского участка Дорогомиловского кладбища. Буквально на каждом шагу здесь высились мраморные склепы, высовывались из-под земли фундаменты памятников, остатки чугунных оград отделяли земельные наделы мёртвых от территории пока ещё живых. Всё это великолепие было срыто под покровом темноты одним экскаватором за две-три ночи в начале шестидесятых годов…

Читать дальше