Мари Розенталь - Долгая смерть на Марсе

В общем, все рассказы невольных жертв марсианского ветра сводятся к следующему: во время песчаных бурь, а они там довольно частое явление, хоть и не несут разрушительного воздействия из-за крайней разреженности марсианской атмосферы, находящимся на поверхности планеты людям, причем даже находящимся под защитой кораблей, спустя разное количество времени от человека к человеку, начинает казаться, что ветер воспроизводит не какой-то хаотичный шум, а в этих звуках им начинают слышаться голоса, стоны, крики и что-то вот такое, неопределенное, что получило общепринятый термин «шепот». Причем каждому человеку слышалось что-то свое, но это было непременно что-то пугающее и неприятное.

Звуки пытались записывать, но в ходе многочисленных экспериментов на Земле, при воспроизведении этих звуков, испытуемые даже не получали никаких особых впечатлений: шелест, шорох, но ничего из ряда вон.

Поэтому есть надежда, что на наши тела опять-таки никакого негативного воздействия эти звуки не произведут, так как у нас они пропускаются через искусственные звукоприемные механизмы и лишь потом доводятся до нашего мозга.

Впрочем, существует несколько теорий относительно того, что помимо самих звуковых волн на организм человека оказывают воздействия и другие, чисто марсианские факторы: вибрации, поля и что-то подобное, что еще только предстоит выяснить, измерить и проверить.

Мы в том числе и по этому поводу будем невольными участниками эксперимента, так как ко всем сложностям колонизации Марса добавился и этот малоизученный фактор.

– После операции всегда чувствовала себя подопытной крысой, – вставила Нэл.

– Согласись, что это не такая уж высокая плата за шанс пожить немного еще, – парировал Грант, – поэтому лично я не в претензии побыть в роли расходного материала науки во благо человечества.

Не обращая внимания на это небольшое отвлечения от основной темы я продолжил: в связи с тем, что с застрявшими в пещере людьми связи пока нет, никто не знает, оказывает ли «ветер» на них там, под толщами пород, какое-либо воздействие. Этот вопрос нам тоже, надеюсь, предстоит выяснить. Если их, под такой защитой пород, тоже не обошли негативные факторы, то, пожалуй, механических преград для воздействия на человека марсианского ветра придумать не получится вообще. Нужно будет тогда искать какие-то другие, внутренние резервы в человеческом организме.

По поводу же колониста на поверхности указания вполне определенные: при первой же возможности зафиксировать его в стартовой капсуле корабля при помощи перевозимого нами оборудования и отправить его на Землю. Предлог – его спасение, но лично я думаю, что в первую очередь для, так сказать, научных целей. Но, так как далеко не факт, что ему удастся добраться домой живым, да и сам корабль чисто теоретически может не долететь до Земли, мне предстоит его проинтервьюировать тогда, когда мы займем позицию на марсианской орбите перед спуском или уже непосредственно после приземления. В это время сигнал до корабля на поверхности будет проходить практически без задержек и помех и может получиться с ним диалог. Отвечать на вопросы с Земли дистанционно он категорически отказывается, записывает в ответ на запросы с Земли какие-то путанные, пространные монологи, не соприкасающиеся с поставленными перед ним вопросами.

Этот парень – Дейви Соммерс, который на поверхности, изменился не только психически, но еще и тело его как-то необъяснимо трансформировалось, что подтверждает как раз версию о каком-то комплексном воздействии на человека на Марсе, а не только переживаниями и страхами общего порядка.

Это наша вторая задача и миссия на Марсе, не менее важная, чем первая хотя бы с научной точки зрения, но не с точки зрения этики обывателя, естественно.

Думаю, необходимо упомянуть о том, каким прорывным и в тоже же время рискованным шагом была эта пробная колонизаторская экспедиция. В ней приняли участие лучшие из лучших, настоящие гении каждый в своей области, подобных которым, надо думать, на Земле найти будет по меньшей мере затруднительно.

Совершенно ясно, что на повторную организацию всей этой миссии с учётом всех переподготовок уйдёт внушительное количество времени. С нами же иная ситуация. Не хочу принижать ничьих умений и значимости наших жизней в целом, но, думаю, каждый из вас понимает, что его «самым лучшим» назвать можно с натяжкой. Я говорю в отношении всего мира, конечно же. Если бы команду для проведения подобных миссий подбирали направленно, в неё бы, очевидно, входили специалисты других областей. Но так случилось, что именно мы с вами оказались в положении, когда неудачное проведение операций по трансплантации наших мозгов не стало бы полным провалом всего эксперимента. Короче говоря, хирургам с нами трястись пришлось меньше, чем если бы они кромсали какого-нибудь многовекового лауреата в области исследований горных пород Марса. Это я к тому, чтобы вы понимали, что какой бы серьёзной ситуация не казалась, таковой она будет не из-за нас, а из-за тех, кого мы выручаем. Именно их жизни имеют значение, не наши. Мы имеем значение ровно до тех пор, пока способны спасти колонистов. Как только на Земле поймут, что мы со своей задачей по каким-то причинам не справились, всю миссию будут считать оконченной. Понимаю, в нашем кругу эти слова звучат очевидно, но я хочу быть уверен в том, что каждый из вас понимает, что в отличие от решения тех проблем, участие в которых мы обычно принимали по роду своей работы спасателя, в данном случае гарантированно нет ни единого шанса, что кто-либо сможет оказать нам поддержку кроме нас самих. Именно поэтому мне бы очень хотелось, чтобы наша немногочисленная, но взаимнодополняющая группа оказалась максимально слаженной, а каждый обособленный её член приложил все возможные усилия для достижения этой слаженности, а также для достижения пика собственной работоспособности.