Я перевела взгляд на круглое окно в моей спальне, за которым в туманной дымке исчезала Эйфелева башня – после череды землетрясений она чудом осталась на месте. Десятилетняя эпоха реконструкции почти не изменила её облик, добавив только чуть больше подвижных опор. Лувр отстроили заново – высоченная стеклянная пирамида занимала почти половину квартала, и её хорошо было видно на противоположном берегу Сены. Я часто смотрела на сверкающую вершину, гадая, какие сокровища остались спрятанными глубоко под землёй. Мой отец помогал восстанавливать музей, за что был удостоен титула почётного жителя Парижа.
В его доме я чувствовала себя как в клетке. В девятнадцать лет получила образование экстерном и уже считалась самостоятельной, но отец сказал, что даст свободу только при определённых условиях: замужество или достижение двадцати пяти лет. Так хотела моя бабушка Клотильда, составляя завещание – при выполнении одного из этих условий я получала право на доходы от акций компаний отца, в которые она вложила всё, что у неё было ещё до катастрофы. Она обожала Париж. И, наверное, была бы в восторге, увидев отремонтированный и изящный мост Искусств и тёмные воды Сены, пенящиеся от косых капель дождя. Тонувшие в белёсой дымке очертания высоток со стеклянными куполами и государственных башен с высокими шпилями. Плавучие дома (коробка под крышей на платформе с мотором), которые люди по дешёвке стали массово скупать после падения Инфериса. Полицейский департамент периодически пытался выгнать их из реки, арестовывая и конфискуя такое жильё. Отец объяснял, что многие из этих безумцев готовы продать себя на органы, лишь бы не возвращаться в разрушенные кварталы и районы. «Среди них куча лентяев и мигрантов, – приговаривал он, – не желающих трудиться. Расплодилось дармоедов!»
– А как же плавучие города у берегов Южной Кореи? – спрашивала я. – Они тоже дармоеды? Например, все пятнадцать тысяч жителей Пусана?
– Ну, ты сравнила, девочка моя, – хохотал он. – Сравнила проект «Oceanix» с лачугами клошаров, заполонивших Сену! Ничего общего!
Мне оставалось только умолкнуть и уйти в свою комнату.
После падения Инфериса мир уверенно вставал на ноги. Люди делали всё возможное, чтобы восстановить разрушенное. И даже в этих плавучих строениях я видела больше свободы и смелости, чем в своём собственном доме…
– Вчера опять была облава, – кузина тоже смотрела в круглое окно, за которым бушевал ливень. – Я никогда не привыкну к этим крякающим звукам от дюффов! Так же можно заикой стать! У этих скитальцев, должно быть, стальные нервы!
– Привыкай, – отмахнулась я, в исступлении ломая руки. – Это Париж, а не Орлеан. Но вот то, что папа так долго говорит с Олли, доведёт меня до невроза! Может, в эту минуту он из мозгов моего жениха уже паштет делает!
– Иоланда, я всё понимаю и сочувствую тебе, но мы живём в такое время, когда родители лучше знают, с кем вступать в союз. Тем более у твоего отца столько врагов…
– Это завистники, а не враги, – отрезала я и отошла от окна. В сотый раз посмотрела в сторону отцовского кабинета через полуоткрытую дверь спальни. Видела застывший силуэт Леона перед светящимся экраном, спроецированным на квадратный гобелен. Он управлял камерами, которые могли проникнуть хоть под диван, хоть в живую изгородь. – Я пыталась ему донести, что Оливер – моя последняя надежда!
– С чего ты взяла? Многие хотят стать твоим мужем!
– И многим папа уже отказал.
– Всему Парижу?
– Видимо так! И мне будет сложно найти такого, как Олли.
– Ну, почему такие сложности? – вздохнула кузина. – Я как вспомню бедолагу Жерара или даже Готье, которые после разговора с мсье Ринальди бежали, поджав хвосты…
– Я умру старой одинокой бабкой, сидящей на сундуке с золотом.
– Либо выйдешь замуж против воли отца, – заметила кузина и взяла меня за руки. – Но вот представь, что ты влюбишься…
– Флавия, это не для меня, – устало протянула я и убрала свои руки из её ладоней. Никогда не любила прикосновений! Меня всегда пробирала дрожь, когда кто-то пытался дотронуться до меня. – Тем более, имея такую кучу денег, глупо делать ставку на любовь. Папа учил меня этому! Олли сделает всё, как мы условились. В этот момент он должен разыграть спектакль, чтобы папа наконец-то уступил ему, а не велел мне звонить в похоронное бюро. Но как же томительно это ожидание! Что же там происходит-то?!
– Пойдём-ка лучше выпьем кофе со специями. Вчера привезли настоящий шафран, представляешь? Не та бурая фабричная масса, а настоящие тёмно-красные рыльца цветков! Я так соскучилась по его пряно-горьковатому вкусу!
Читать дальше