Олег Волков - Благодатный мир

– Работай. И сена не забудь задать, – напоследок бросил отец.

– Не забуду, – тихо, почти про себя, произнёс Юрий.

Вонючая куча возле дверей прибавила в размерах, но тащить её к огороду ещё рано. Грабли грохнулись в угол, Юрий подхватил метлу. С отца станется проверить. Да и мать, когда вечером пойдёт коров доить, тоже будет недовольна, если по углам останутся пахучие крошки. Единственные, кто ничего не скажут, это сами коровы и овцы.

Пучок тонких прутиков принялся шаркать по утоптанной до крепости камня земле. Юрий грустно вздохнул. Неужели вся его жизнь вот так и пройдёт? Работа в поле, работа в этом вонючем хлеву, работа в доме. В доме даже ещё хуже, ибо уже осенью ему придётся делить одну кровать с уродливой и нелюбимой женой. Чтоб её волки задрали! Веник с силой шаркнул по земле, аж тонкие веточки едва не треснули. Как же, Юрий скривился, держи карман шире, задерут её! Серые не дураки, побрезгуют.

Да, вот ещё сено задать. Метла улетела в угол к деревянным граблям. Пришлось несколько раз сбегать под навес, что пристроен к хлеву. Наконец, настенная кормушка доверху завалена сеном. Сухие травинки пучками торчат между кривыми перекладинами из тонких веток. Только этой весной Юрий вместе с отцом сделали её взамен старой, которая окончательно сгнила и развалилась. Дерево ещё свежее, почти белое, но уже начало темнеть. Вот и его жизнь как эта кормушка: вроде ещё свежая, но уже кривая и начала темнеть.

Старая плетённая корзинка шмякнулась на пол. Небольшой деревянной лопаткой Юрий принялся загружать её навозом. В голову очень не вовремя пришли воспоминания о той женщине на берегу Шушбай. Какая она красивая. Пусть не девица на выданье, вполне взрослая и замужем, но ни одна баба в Вельшино не может сравниться с ней. И дело даже не в красоте её тела и гладкой коже. Нет. Юрий прислонил деревянную лопатку к стене. Женщина из Большого внешнего мира какая-то прямая, уверенная в себе, наверняка умная, умеет читать, писать и даже считать больше ста. А иначе как она может повелевать машинами?

В голову закралась крамольная мысль. Юрий аж замер на месте. Глаза испуганно метнулись ко входу в хлев. Но нет, отца не видно. Руки ухватились за ручки плетённой корзинки. Однако нервная дрожь ледяной водой всё равно прокатилась от плеча к пяткам. Может… Того… Ему и в самом деле уйти, убежать из Вельшино? Переплыть или перейти вброд Шушбай и добраться до другого берега. Убежать в Большой внешний мир, а там будь, что будет.

Аж думать страшно! Юрий с кряхтением приподнял тяжёлую вонючую корзину. К чему скрывать, он уже думал об этом. Бросить эту жизнь. Бросить отца Кондрата с его опостылевшими проповедями об адских муках. Бросить отца с его вечными подзатыльники. Ведь что он теряет?

Перегрузил, тяжеленная корзина с навозом едва не отрывает руки, но Юрий упорно потащил её к дальнему концу огорода. Ведь что он теряет? Самое приятное, что он потеряет, так это необходимость жениться на Анастасии Зориной. Только ради этого уже стоит навострить лапти. Хотя… Навоз высыпался в огромную зловонную кучу, Юрий опустил корзину на землю и смахнул со лба испарину. Мать жалко. Как она расстроится, как она будет плакать, если он и в самом деле однажды ночью переберётся на тот берег реки Шушбай.

Скучная и нудная воскресная служба тянется невыносимо долго. Юрий поднял глаза, хорошо, что хоть серые тучки на небе не торопятся разразиться мелким противным дождиком. А то было бы вообще невыносимо, хоть волком вой.

Как и полагается, Юрий вместе с родителями стоит в толпе односельчан возле церкви. Как и полагается, он чист, опрятен и даже причёсан. В честь седьмого дня мать велела ему надеть праздничные рубаху и штаны. От рабочих они отличаются только тем, что более новые и ещё не застиранные. Через год или два, когда рабочая одежда окончательно сносится, именно в этих штанах и рубашке ему придётся чистить хлев и таскать навоз на огород. Но это будет потом.

Дверь в церковь распахнута настежь. Изнутри доносится густой и громкий голос отца Кондрата. Священнику то и дело вторят певчие. Как обычно, внутрь поместилось не больше двух десятков человек. Остальные остались снаружи. Как и полагается, на воскресную службу пришли все. Ну, Юрий мысленно поправил сам себя, почти все. Дед Антон остался дома. А всё потому, что у него уже много лет назад отнялись ноги.

Глаза украдкой скользят по окружающим. Односельчане преисполнены религиозным трепетом. Бородатые лица мужиков серьёзны, а женщины аж светятся от умиления и радости. Однако сам Юрий в глубине души продолжает маяться от скуки. Да, вместе со всеми он крестится и кланяется. Но делает это машинально. Точно таким же образом, думая о своём, вчера днём он чистил хлев. Просто, без лишних переживаний и трепета, дочистил и пошёл домой.