Герберт Уэллс - Спящий просыпается

– Вы представить себе не можете, как страстно я желаю заснуть. Это сродни голоду или жажде. Уже шесть долгих дней и ночей – с момента, как я завершил свой труд, – в мозгу моем бушует водоворот мыслей, нескончаемый вихрь, одновременно стремительный – и стоящий на месте, бурный – и никуда не ведущий. Он неудержимо толкает меня… – Незнакомец сделал паузу. – Толкает меня в бездну.

– Вы должны уснуть, – решительно сказал Избистер, с таким видом, словно открыл спасительное средство. – Определенно, вам необходимо уснуть.

– Мой ум ясен, как никогда прежде. Однако я чувствую, что меня затягивает водоворот. И теперь…

– Что теперь?

– Видели когда-нибудь, как предметы исчезают в пучине, уходят от света дня, из этого доброго, осмысленного мира – вниз?..

– Однако… – запротестовал Избистер.

Незнакомец вдруг протянул к нему руку, в его глазах появился дикий блеск, голос сорвался на крик.

– Я должен покончить с собой. Пусть даже в этой темной бездне под утесом, в зеленых волнах. Глядите, белая пена вздымается и опадает там, куда стекает тонкая струйка водопада. Там, по крайней мере… сон.

– Но это безрассудство, – возразил Избистер; его напугал истерический взрыв эмоций, охвативших незнакомца. – Уж лучше лекарства.

– Там, по крайней мере, сон, – повторил незнакомец, не обращая внимания на его слова.

Избистер посмотрел на него.

– Знаете ли, это не наверняка. Похожий обрыв есть возле Лалуортской бухты – такой же высокий, по крайней мере. Так с него упала маленькая девочка, с самого верха. И представьте себе, осталась жива и здорова.

– Ну, а эти скалы внизу?

– На них можно пролежать всю ночь. Ледяная вода будет перекатываться через ваше тело, а изломанные кости скрипеть, когда вы будете дрожать от холода. Каково?

Их глаза встретились.

– Жаль, что приходится вас разочаровывать, – продолжал Избистер тоном холодного безразличия, – но покончить с собой, бросившись с этого – или любого другого – утеса, мне как художнику, – он рассмеялся, – представляется несомненным любительством.

– Но с другой стороны, – раздраженно сказал человек, страдающий бессонницей, – с другой стороны, невозможно сохранить рассудок, если ночь за ночью…

– Вы идете вдоль берега один?

– Да.

– И глупо поступаете, простите меня за грубость. Один! Вы же сами сказали: физическая усталость не лечит от нервного переутомления. Кто вам это посоветовал? Чему тут удивляться, хороша прогулка! Солнце над головой, жара, усталость, одиночество, и так весь день, а потом, полагаю, добравшись до кровати, вы изо всех сил стараетесь заснуть. Так?

Избистер умолк и вопросительно посмотрел на страдальца.

– Взгляните на эти скалы! – вдруг воскликнул незнакомец и взмахнул рукой, не вставая с места. – Взгляните на это море, которое сверкает и трепещет здесь из века в век! Посмотрите на белую пену, падающую во тьму под этим утесом! На голубой купол, с которого льются лучи ослепительного солнца. Это ваш мир! Вы принимаете его, он вас радует. Он согревает, поддерживает вас, вы наслаждаетесь им. Но для меня…

Он поднял голову. Его мертвенно-бледное лицо с воспаленными, выцветшими глазами и бескровным ртом было страшно. Он произнес почти шепотом:

– Это лишь облачение моего несчастья. Весь мир… великолепная риза моего страдания.

Избистер взглянул на дикую красоту залитых солнцем утесов, затем на полное безысходности лицо незнакомца. С минуту длилось молчание. Потом художник сделал нетерпеливый жест и заговорил.

– Сон вернется к вам, – сказал он. – И вы не будете во всем видеть только страдание. Даю вам слово.

Теперь он был уже уверен, что эта встреча не случайна. Еще час назад он ощущал ужасающую скуку. Теперь появилась задача, одна мысль о которой вызывала у него восхищение самим собой. Она немедленно захватила его полностью. Он понял, что этому изможденному существу прежде всего необходимо участие. Избистер опустился на крутой, травянистый склон рядом с неподвижно сидящей фигурой и попытался развлечь незнакомца болтовней.

Слушатель, однако, впал в апатию; он уныло смотрел на море, отвечая только на прямые вопросы Избистера, да и то не на все. С другой стороны, он не возражал против благожелательного вмешательства в его отчаянное положение.

Казалось, он был даже благодарен за это, и, когда Избистер, чувствуя, что его красноречие, не встречая отклика, начинает иссякать, предложил снова подняться по крутизне и пройти в сторону Боскасла, чтобы полюбоваться на Блэкапит, он спокойно подчинился. Пройдя половину пути наверх, он начал говорить сам с собой и вдруг повернул бледное лицо к Избистеру.