Линара Тимиргалиева - Дыры между ноздрями

— Ты собираешься уходить? — спросила Агнешка, поёживаясь от ветерка и потирая свои плечи. — А, ты за этим...

В ванной зашипела вода и было слышно, как её струи бьются о стенки душевой кабины. Агнешка приподнялась и стала разглядывать город сквозь жалюзи. Когда Надир обтёрся полотенцем и вернулся, она вдохнула и собралась что‑то сказать, но он жестом попросил её не продолжать. Он натянул чистые брюки и выглаженную белую рубаху из гардероба, сел на колени и начал кланяться углу комнаты, касаясь лбом ковра. Агнешка умилённо улыбалась при виде проступавших лопаток на его спине. Её золотые зубы блестели на свету из окна.

— А куда собралась ты? Что за работа? — спросил он после молитвы, усевшись на ковре.

— Марсиане, отщепенцы. Наивные ребята. Произносят громкие слова, а когда доходит дело до драки они мочатся в штаны.

— Что в этом плохого? — Надир лёг в кровать рядом с Агнешкой.

— В чём?

— В том, чтобы мочиться в штаны от страха? Когда я был Фидаином, в первом бою у меня из члена вылетела трубка и я залил весь свой скафандр.

— Тебе не стыдно об этом говорить?

— Нет. Разве тебе знакомо чувство стыда?

Надир приложился головой к выступающему животу Агнешки. Она почувствовала на коже его колючую бороду, и запустила в неё свои пальцы.

— Оставайся здесь, будешь работать на шейха. Он и так у тебя в долгу — сказал Надир.

— Я не смогу стать твоей женой и молиться на каждый рассвет.

— Займешься чем‑нибудь. У тебя разве нет других увлечений?

— В детстве я хотел играть музыку. Пока Кассам не подарил мне автомат чтобы расстреливать людей у стены. Это было куда веселее.

— Что, правда?

— Да. Я и сейчас думаю, что это было лучшее время в моей жизни. Днём стреляешь, вечером ешь сладости, ночью трахаешься. От конфет у меня тогда сгнили все зубы. Зато Кассам сделал мне новые перед свадьбой. Он был мне и отец, и муж, и любовник. А я была самой послушной из его жён. Он называл меня Младшей Дочерью.

— Так сильно любил тебя, что решил забросить на орбиту вместе с бомбой?

— Я и сама была согласна. Я бы ему и пятки вылизала, если бы он попросил. Не знаю, что тогда случилось, может электроника сломалась в радиационном поясе. Они навели меня как ракету, прицепили к реактивному движку. Когда топливо выгорело я всё летела и летела, пока не ударилась о станцию. Отскочила от неё, как бильярдный шарик. Потом долго болталась, одна. Вокруг одни только звёзды, а внизу голубая Земля. Сначала я подумала, что уже умерла. Ждала что появится Бог, или шайтан. Но никто не пришёл ко мне. Тогда я поняла, что совершенно одинока и никому на самом деле не нужна. Меня подобрал летевший мимо челнок, уж не знаю зачем. Потом я ушла от Фидаинов.

— Когда меня попросили взорвать себя, я сразу сдал бомбу властям. Сдался тебе этот Марс... Хочешь опять угрохать себя за чьи‑то глупые идеи?

— На Земле нет работы, Надир. Заводы летают на орбите и делают всё сами. Компании нанимают людей за гроши и заставляют в ужасных условиях осваивать планеты и астероиды. Новым мирам пора обрести независимость, чтобы самим распоряжаться своими судьбами и богатствами.

— Ты это сама только что придумала?

Агнешка засмеялась, сверкая зубами.

— Прочитала в бюллетене фронта освобождения Марса и Фобоса.

— Ты разве веришь в эту чепуху?

— Может я делаю это ради денег.

— Да ну, зачем тебе деньги. Что, купишь на них себе живое сердце на рынке? Я же говорю, оставайся здесь, со мной.

— Ты такой смешной, когда отвешиваешь поклоны. Я же лопну от смеха, если останусь.

— Я не просто «отвешиваю поклоны», Агнешка. Я твёрдо стою на земле, а ты всё ещё барахтаешься в чёрном космосе. Ты как бешенная собака на улице. Ты дикарка, джахиль.

— Но тебе же нравятся дикарки.

— Ты моя джахиль — Надир снова приложился к её животу.

— Давай поедим, я хочу что‑нибудь съесть перед вылетом.

— Всё что я хочу съесть — прямо передо мной...

Она вспоминала тяжёлые и грубые руки своего настоящего отца, его небритое лицо, которым он прижимался к её щеке, и его дыхание с запахом дешёвых сигарет. Он бросил её с матерью в трущобах Париж-Абада, потому что искал лёгкой жизни. Но он был родным, и проявлял трепетную отеческую любовь, хоть от неё и остались только едва уловимые воспоминания из раннего детства. Кассам в отличие от него, был развязным и нечистым. Он предлагал множество удовольствий, однако кроме них ей всегда хотелось чего‑то большего. Она никогда не понимала, чего именно.