Рэй Брэдбери - Канун дня всех святых

Восемь мальчишек налетели друг на друга на перекрестке.

– А вот и я – Ведьмак!

– Пещерный человек!

– Скелет! – с наслаждением выпалил Том в костюме из костей.

– Горгулья!

– Попрошайка!

– Смерть собственной персоной!

Бум! Они столкнулись, отлетев назад, и с ликованием столпились на углу под уличным фонарем, который отплясывал на ветру, звоня, словно церковный колокол. Кирпичи мостовой превратились в палубу пьяного корабля, который раскачивался, зачерпывая то свет, то тьму.

Под каждой маской – мальчик.

– Ты кто? – ткнул пальцем Том Скелтон.

– Не скажу. Секрет! – завизжал Ведьмак неузнаваемым голосом.

Все захохотали.

– Ты кто?

– Мумия! – гаркнул мальчик, под пеленой древнего пожелтевшего савана, словно гигантская сигара, бредущая по ночным улицам.

– А кто?..

– Некогда! – отрезал Некто под покровом очередной тайны из марли и краски. – Пакости или сладости!

– Даааа! – С завыванием и гоготом предвестников смерти – банши – они понеслись, избегая тротуаров, взлетая над кустарником и сваливаясь на головы скулящих собак.

Но внезапно в разгар беготни, хохота и тявканья их остановила могучая десница ночи и ветра, и они замерли, учуяв что-то неладное.

– Шесть, семь, восемь.

– Не может быть! Пересчитай.

– Четыре, пять, шесть…

– Нас должно быть девять! Кого-то не хватает!

Они обнюхали друг друга, как боязливые зверушки.

– Пипкина нет!

Как они догадались? Ведь они скрывались под масками. И все же, все же…

Они ощущали его отсутствие.

– Пипкин! Он бы ни за что не пропустил Хэллоуин. Ну и ну! Жуть! Ходу!

Сделав широкий разворот, они как один припустились мелкой рысцой и, описав круг, потопали по середине улицы, мощенной булыжником и кирпичом, подгоняемые, как листва перед бурей.

– Вот его дом!

Они встали как вкопанные. Дом Пипкина, но в окнах что-то маловато тыкв, не хватает кукурузных снопов на веранде, призраки не таращатся сверху сквозь темные стекла комнаты в башенке.

– Вот те на, – сказал кто-то, – а что, если Пипкин заболел?

– Какой же Хэллоуин без Пипкина?

– Никакой не Хэллоуин, – застонали они.

И кто-то запустил в дверь Пипкина дичком, который отскочил с глухим стуком, словно кроличья барабанная дробь о дерево.

Они подождали, беспричинно опечаленные и озадаченные. Они думали о Пипкине, о Хэллоуине, который грозил превратиться в гнилую тыкву с огарком свечи, если, если, если… с ними не будет Пипкина.

Ну же, Пипкин. Выходи, спасай положение!

Почему они ждали, переживая из-за одного маленького мальчугана?

Потому что…

Джо Пипкин слыл самым незаурядным мальчишкой на свете. Кто еще мог так неподражаемо свалиться с дерева и рассмеяться над самим собой? У кого хватило бы благородства на беговой дорожке, чтобы споткнуться и упасть при виде безнадежно отставших товарищей, дождаться, когда они подтянутся, и пересечь финишную ленточку вместе с ними? Кто еще мог с таким азартом облазить все зловещие дома в городе и рассказать про них остальным ребятам, чтобы отправиться ватагой бродить по подвалам и карабкаться по плющу на кирпичные стены, орать в печные трубы, писать с крыш, гикать, улюлюкать и обезьянничать? В день, когда Джо Пипкин появился на свет, со всех бутылок с шипучкой и газировкой сорвало крышки и пчелы жизнерадостно набросились на цветущих сельских девиц. В дни его рождения посреди лета озерная вода выходила из берегов и откатывалась, увлекая за собой волну бултыхающихся мальчишек под громоподобный хохот.

На рассвете, лежа в постели, ты слышал постукивание птичьего клюва в окно. Пипкин.

Окунаешься с головой в утренний воздух лета, прозрачный, как ледниковая вода.

В росе лужайки цепочка кроличьих следов, где мгновение назад не дюжина кроликов, а всего один бегал то кругами, то наискосок, в безудержном восторге перемахивал через заборы, сбивая верхушки папоротников, протаптывая в клевере колеи, словно рельсовые пути на сортировочной. В траве мильон торных тропок, но где же…

Пипкин.

И тут он восставал из сада, словно беспризорный подсолнух, круглолицый, загоревший в свежих солнечных лучах. Его глаза метали искорки азбукой Морзе:

– Живее! А то кончится!

– Что?

– День! Миг! Шесть утра! Окунайся в него с головой!

Или же:

– Лето ! Оглянуться не успеешь, и бац – нет его! Шевелись!

И он нырял в подсолнухи и выныривал среди луковиц.

Пипкин, ах, бесценный Пипкин, самый лучший и восхитительный среди мальчишек.