Евгений Лотош - Серый туман

Какое-то время Тилос размышляет.

– Получается, - наконец медленно произносит он, - что мы живем по чьей-то подсказке?

– Может быть, и так, - хмыкает Фарлет. - Может быть, и так… Знаешь что? Раз уж ты заинтересовался предметом, почитай-ка эту историю сам. Индекс простенький - один тринадцать дробь два. Запомнил? Заодно потренируешься в использовании прямого интерфейса. А мне недосуг. Дела, понимаешь. Лады?

Тилос машинально кивает.

– Тогда до встречи, - Фарлет стремительно поднимается из кресла. - Бывай.

Ученик сидит в опустевшей комнате и невидяще смотрит на переливающуюся красками стену. Его губы безмолвно шевелятся, глаза прикрыты. И когда его веки наконец приподнимаются, в зрачках плещется страх.

Когда человек приближается к порогу этой комнаты, ему не приходится открывать дверь. Автоматика сама знает, что надо делать. Тонкая пленка мембраны рвется посередине, и отверстие стремительно распахивается во весь дверной проем, словно капля масла, растекающаяся по поверхности воды. В разговорах между собой Хранители называют эту комнату Туманом, хотя некоторые в шутку зовут ее Вратами Сомнений. Но шутят Хранители редко, ибо Зал психологической реабилитации - не то место, о котором хочется балагурить. Слишком часто выходишь оттуда совсем другим человеком, чем вошел. Посещение Тумана должно совершаться раз в год, но немногие находят в себе мужество выворачивать душу наизнанку так часто.

Эта часть Базы пустынна. Встретить здесь кого-то почти невозможно. И у каждого есть время задержаться и подумать, прежде чем перешагнуть невысокий порог.

Хранитель останавливается перед дверным проемом, приглашающе распахнутым перед ним. Дверь открыта, но глаз не видит за ней ни малейшей зацепки для себя. Лишь серый туман клубится перед взглядом, притягивая и отталкивая одновременно. Долго Хранитель стоит перед порогом как бы в тягостном сомнении, хотя сторонний наблюдатель вряд ли смог бы уловить его колебания - если бы, конечно, оказался здесь сторонний наблюдатель. Но вход в Зал расположен в дальнем коридоре, и нет здесь случайного прохожего, что может ненароком смутить колеблющегося.

Медленно, почти нерешительно Хранитель переступает порог. Сторонний наблюдатель, тот, которого здесь оказаться не может, увидел бы, как он пропал в тумане, растворившись в нем мгновенно и бесповоротно, как камень в полночном омуте. Тихо щелкает, закрываясь, мембрана двери. Хранитель же видит перед собой не туман, но малую залу с камином, растопленным в дальнем ее конце. Одинокое кресло, однако, придвинуто отнюдь не к приветливому огню, а к настежь распахнутому двустворчатому окну, выходящему на занавешенную дождем речную долину. За ней изредка проглядывает, освещаемый редкими молниями приближающегося шторма, ночной лес. Снаружи тянет промозглой сыростью, но далекие молнии сверкают пока в почти полной тишине. Ни один звук, кроме шелеста полуночного дождя, не проникает сквозь окно. Хранитель молча опускается в кресло и долго смотрит на грозу. Сейчас у него уже не бесстрастное, но искаженное тяжелыми раздумьями лицо бесконечно усталого человека. Наконец он говорит, не обращаясь к никому:

– Зачем?

И опять тишину нарушает только шум дождя, и опять Хранитель произносит:

– Зачем? - Он стискивает зубы, но переборов себя, продолжает. - Зачем я делаю все это? Мои усилия уходят, как вода в песок.

Опять долгая пауза. Похоже, что говорить для него сейчас не легче, чем ходить по раскаленному углю.

– Я не могу изменить людей, и мой посев не дает всходов. У меня нет противника, кроме тех самых людей, которых я защищаю. Я словно сражаюсь с тенью. Усилия - вода, уходящая в песок… - повторяет он едва слышно, как бы пытаясь скрыть свои слова от самого себя. Он закрывает глаза. - Я боюсь, что с самого начала допустил ошибку, двинувшись путем… - Он резко осекается.

И вновь тишина нарушается только шумом дождя и треском поленьев в очаге. Но вот в комнате слышится другой голос, похожий на голос Хранителя и одновременно не имеющий с ним ничего общего:

– Однажды девчонка, которую родители впервые в жизни отпустили с подружками в двухдневный поход с ночевкой, в лесу попалась в руки бандитов. Это была не первая их жертва. Не первая и наверняка не последняя, если бы не Хранитель, решивший положить конец их преступлениям. Девочка выжила, а бандиты наконец-то попались в руки полиции.

– Я знаю, - медленно отвечает сидящий в кресле. - Я был тем самым Хранителем. Но девочка уже больше никогда не пойдет в лес даже с мужем и взрослыми сыновьями. Сам знаешь, суды в Сахаре нуждаются в убедительных доказательствах преступления, а не в предположениях о намерении. Потом одного из нападавших убили сокамерники, двух же его товарищей публично повесили на площади. Три жизни оборваны, четвертая искалечена. Не слишком-то удачный пример.