Но груда тел была недвижима. Подождав еще немного, он все же выстрелил. Просто так. Затем выстрелил снова, раздробив в щепы ствол самого высокого саговика - тот рухнул, широченными листьями своими укрыв сразу двух молодых игуанодонов.
Тогда он стал стрелять по деревьям, пробивая бреши в их тесно сплоченных рядах. В воде что-то плеснуло, он поспешно опустил ствол оружия. Брызги окатили его с ног до головы. Но рыба, если это была именно она, ушла невредимой.
И только тогда он почувствовал, как дрожат колени, и ноет спина. Словно целый день копал землю или рубил дрова. Выбрав место посуше, он присел - его трясло, как в лихорадке. Адреналин улетучился из крови, наступила релаксация.
Над ним плавно, едва помахивая огромными крыльями, пролетел птеранодон. Гигант не спешил, он летел куда-то на юг, наверное, к скрытому от глаз расстоянием и грядой холмов на горизонте великому морю Тетис, и еще дальше, к легендарной Гондване.
Нехотя, словно по принуждению, он поднял ствол оружия. Птеранодон летел метрах в тридцати над землей, и с этой высоты казался огромным. Целиться в него было легко, и все же он сдвинул переключатель на автоматическое удержание цели. И только тогда выстрелил.
Остатки гиганта по параболе пошлепались на той стороне речушки, невдалеке от лежащих туш. Он повернулся, и стал медленно подниматься по пологому склону. Добравшись до мертвого стада диплодоков, он остановился и снова присел отдохнуть. И в этот момент почувствовал, насколько голоден.
После обеда он еще долго сидел у костра и изредка бросал невольные взгляды в сторону диплодоков. Все это время падальщики старательно обходили мертвое стадо стороной. Казалось, этот мир вымер, и он на какое-то время остался единственным его обитателем.
Лишь под вечер он все же услышал какую-то возню в той стороне. Едва заметные зверьки, ростом не больше собаки, грызлись меж собой возле тел. Но когда зашло солнце, и пала ночь, стремительно, будто пытаясь догнать уходящее за горизонт светило, он установил вокруг своего спального мешка низкочастотные излучатели - и все падальщики, все, кто оказался в зоне транслируемых универсальных сигналов страха, тотчас же исчезли, покинули огромные горы еды, оставив пиршество на потом. И только внизу у речки слышны были далекие звуки, сопровождавшие чей-то обильный ужин. Он слышал их сквозь дрему, пока не провалился в долгий бесцветный сон.
И только когда он снял излучатели и убрал их в рюкзак, из покровов леса вышел первый падальщик. Солнце близилось к зениту: встал он поздно, весь разбитый, будто за ночь пережил лихорадочные скачки температуры. Теперь его мучил упадок сил, не только и не столько физических.
Он занимался упаковкой своего нехитрого багажа, когда услышал со стороны леса какое-то шевеление ветвей папоротников, шевеление столь неуверенное и робкое, что поначалу не придал ему особого внимания. И потом только, когда увидел семиметровую фигуру, выросшую среди кустов, опустил рюкзак и обернулся.
Оружия он не достал. Сутки пребывания в этом мире научили его отличать противника от просителя.
Аллозавр вышел из папоротниковой чащобы, медленно, неуверенно ступая по направлению к лежащим тушам. На левом бедре гноился свежий, тяжело заживающий шрам - каждый шаг хищнику давался с превеликим трудом. Он вышел, явив себя новому властителю, и замер.
Холодные глаза ящера встретили взгляд человека. Он не выдержал этот взгляд, неловко засуетился, почему-то спеша упаковать в рюкзак разбросанные по земле пожитки. А затем и вовсе повернулся к аллозавру спиной.
И только тогда ящер, припадая на раненую ногу, осмелился подойти к тушам. Он слышал прерывистый шум дыхания хищника, но не оборачивался по-прежнему. Зверь коротко рыкнул, словно прося разрешения и, не получив ответа, - или уверившись молчанием - зарыл морду в теплое мясо.
Он искоса взглянул на аллозавра, но тут же отвел взгляд. Лицо его заметно побелело, будто что-то в действиях ящера всколыхнуло в памяти напоминание о том, что вызывает мучительное чувство дискомфорта даже по прошествии многих лет, даже вспомненное мельком, будто случайно.
Он суетливо застегнул ремни, надел рюкзак. Сутки пребывания в этом мире истекли, пора возвращаться назад. Эта ли мысль заставила его еще раз посмотреть на аллозавра? Черты лица его исказились, он торопливо нажал кнопку переноса
Аллозавр остался в одиночестве.
А он в одно мгновение преодолел 75 миллионов лет и был выброшен в новый мир.
Читать дальше