Анита Слэш - Мор

– А-адам, – тихонечко позвал я.

– Мор! – ответил он резко, повернулся ко мне и затараторил: – Мор, я тут решил. Подумал и решил, что мне проще будет тебе поверить. Ну, знаешь, во все эти твои слова… – Он смотрел мне в глаза, и я не мог отвести взгляда. Точно Дар! – Ну вот ты говоришь, что тебе только ответ нужен. Что, может, Дар у меня. Нет, ты не думай, что я вру, у меня точно Дара нет. Я бы знал. И почему твой Дар не работает, и я не ржу, как конь, я не знаю. Но у меня точно Дара нет. Но я лучше… – Адам взял меня за руку. Как жаль, что я успел надеть перчатки. Сейчас бы почувствовал его тепло. – Я лучше поверю, что тебе нужно только подтверждение моих слов, Мор. Что пройдут эти семьдесят два часа, ты получишь результат и отпустишь меня. Я не могу в это не верить. Мне опять плохо будет. – Прикосновение на руке превратилось в хватку, а голос Адама стал умоляющим: – Ты только обещай!.. Поклянись мне, что это правда! Поклянись, что ты меня отпустишь, как только увидишь результат! – Голос Адама понизился до шёпота. – Мне это нужно, Мор.

– Конечно…

– Поклянись!

– Клянусь!

Адам ослабил хватку и шумно выдохнул. На его губах на миг появилась нервная улыбка, а затем пропала, сменившись искренней широкой радостной.

– Я останусь с тобой, Мор, – сказал он. – Пока мы не получим результат. А потом ты меня отпустишь.

Адам протянул мне руку, и я с удовольствием стянул перчатку, чтобы закрепить нашу сделку рукопожатием.

– Ну всё! Пошли! Я есть хочу!

– Ты всегда хочешь есть, – заметил я, смеясь.

– Молодой организм требует. – Адам подождал, пока я отопру ему дверцу машины. – Тебе, старикашке, не понять.

Адам шёл к лифту, пространно рассуждая о требованиях молодого организма и то и дело порываясь начать составлять для меня их список – райдер его заточения. А я шёл немного позади и думал об одном из преимуществ возраста – опыте.

Адам сказал, что ему двадцать четыре. Не на много младше меня, но всё ещё мальчишка. Даже ложь распознать не смог. Нужен ли мне результат его анализа? Несомненно! Отпущу ли я его после? Вот уж вряд ли!

Поведение Адама заметно изменилось. Даже в лифте он поднимался гораздо спокойнее, чем раньше. Вцепился в рукав моей куртки и пытался вести себя, как обычно. И хоть улыбка у него вышла нервная и вымученная, ему не пришлось считать цифры, чтобы удержать приступ. Меня это порадовало. Как бы то ни было, я переживал за этого парнишку.

– Приехали! – объявил я, поднимая решётку лифта.

– Что у нас пожрать?

Я рассмеялся. Кто о чём, а Адаму лишь бы покушать. Ну, хоть не о побеге думает. Кажется… Но ключи от логова, особенно тот, что от лифта, я сегодня спрячу подальше.

– Я утром брал лапшу китайскую в коробках. Сейчас чайник закипятим и будет тебе пожрать.

– Ну-у, – недовольно потянул Адам. – Я нормальную еду хочу.

– Нормальную еду надо готовить или в ресторане брать, а у нас такой возможности нет. – Адам бросил на меня странный взгляд. – Ты умеешь готовить?

– Да.

– Тут не на чем готовить. И посуды нет. И не надо на меня так смотреть. Это всё временно.

– Семьдесят два часа, – радостно объявил Адам, взял чайник и пошёл за водой.

* * *

День распогодился. Ярко светило солнце, стало по-летнему тепло, и только редкий прохладный ветер напоминал, что на улице поздняя осень. После обеда, во время которого мне ещё пару раз выговорили за выбор блюд, Адам стрельнул сигарету и занял подоконник. Окна были большие, и ему хватало места, чтобы сидеть на окне и не упираться головой в поднятую раму. Я пристроился рядом. Во-первых, любил курить у окна. Во-вторых, отсюда удобнее всего наблюдать за Адамом.

Он сидел, подогнув одну ногу под себя и держа в пальцах зажжённую сигарету. Практически не курил. Зажмурился и запрокинул голову, наслаждаясь ветерком, треплющим золотые кудри. На его лице было написано такое выражение безмятежности и счастья, что мне, вечно казнящему себя за проклятую судьбу и убийственный Дар-Проклятье, стало не по себе.

– Откуда ты, Адам? – спросил я, только для того, чтобы в тишине не было слышно дурных мыслей.

– Иллинойс… – медленно, тягуче ответил Адам, и я снова почувствовал, что тону в его «даре», как муха в сиропе.

Адам и сам знал, что он красавчик и всем нравится. Было в нём что-то неуловимо прелестное. И это точно была не внешность. Я «тонул» в другом. В том, как он смотрел и как говорил, в его размашистых жестах и широкой добродушной улыбке, в подрагивающих кончиках пальцев, держащих сигарету, – во всём нём!