— И кто ты там у нас, значит? — с неприятной усмешкой блондин нагнулся и поднял могильные плиты. — Артур Готфрид. Не слышал.
— Что-то он слишком здоровый для коматозника, — произнёс шатен, так и стоя в полузамахе. Он сильно нервничал, опасаясь, как бы я чего не выдумал… и действительно, я мог.
Он — ерунда. С монтировкой или без, он — пустяковая цель. Вот его приятель виделся мне куда более опасным противником. В конце концов, у шатена тоже был амулет, но в ход он пустил именно монтировку.
«Нападая, ты не просто наносишь первый удар», — говорил Виссарион. — «Нападая, ты берёшь инициативу, задаёшь тон всему бою. Сделай первый удар страшным — и противник будет бояться тебя весь бой. Сделай первый удар неожиданным — и враг весь бой будет делать ошибки, опасаясь подвоха и хитрости. Ну, а если хочешь проиграть — сделай первый удар просто первым ударом». Я не всегда и не во всём был согласен с учителем, но здесь он был совершенно прав.
— Не суетись, — блондин швырнул плиты в сторону. — Он уже прекрасно понял, что брыкаться не получится, и сейчас слушает.
Он широко улыбнулся мне.
— Слушай-слушай. Тут есть что рассказать; ты долго спал и многое пропустил, друг.
— Всегда найдётся тот, кто поможет и просветит, — я перевернулся с живота на спину и посмотрел на блондина в упор. — Просветишь меня… друг?
В моём голосе звучал цинизм, но блондина это вполне устраивало.
— Это можно, — его улыбка стала ещё шире. — С чего начать?
Рука поигрывала амулетом; по тому пробегали одинокие зелёные искорки, словно разряды статического электричества.
— Это же могила твоей сестры рядом, верно? — он сделал шаг по тесному склепу. — А вот её я помню. Отец разрешил устроить похороны… как последнюю подачку. Когда её хоронили, тут было много народу. Многие жалели о её смерти… знаешь, хорошая, умелая шлюха — это ценность, а она была именно из таких.
Я молчал. Возможно, по моему лицу и можно было что-то прочитать, но я очень надеялся на обратное.
— Не для элиты, конечно, — продолжал, тем временем, блондин. — Но ведь простым парням тоже нужно с кем-то развлекаться. Сначала это был урок твоему отцу за неповиновение, а потом… не выбрасывать же хорошую вещь. Столько лет ещё прослужила после его смерти.
Даже его нервный приятель чуть расслабился и опустил монтировку пониже. Я всё ещё не шевелился — и он, видимо, принял это за хороший знак. На его лице медленно расцветала, как чернильная клякса на листе бумаги, та же самая нехорошая улыбка, что и у его дружка.
— А знаешь, как умер твой отец? — продолжал выхаживать тот. — Он много о себе воображал… не признавал авторитетов. Знаешь, совершенно невыносимый был тип. Моему отцу пришлось его проучить.
Вот теперь я уже был абсолютно уверен, что моё лицо не выражает ничего. Снаружи. Справиться с эмоциями, проходящими через сознание, было минутным делом, ну, а внутри… то, что происходило внутри, никого, кроме меня, и не касается.
— Когда твою сестру впервые отдали нашим бойцам, — блондин остановился прямо напротив её могилы и постучал по ней пальцами, — он смотрел за этим. Злился, конечно!.. Его можно понять. Любой бы злился на его месте. Но вряд ли он мог многое сделать, с отрубленными-то руками.
Он обернулся на приятеля.
— Кто там ещё был в этой семейке? Давай, помогай, что это я один рассказываю.
— Да он не реагирует! — шатен указал на меня концом монтировки. — Погляди на лицо. Он двадцать лет в коме провалялся, он же, наверное, полный овощ. Может, он слов твоих не понимает.
— Нет-нет, — коротко рассмеялся блондин. — Он всё прекрасно понимает. Он делает вид, что ему всё равно, ровнёхонькое лицо, как в покере… но глаза не врут. Посмотри сам!
Пометочка на будущее, отстранённо подумал я. Сделать что-то с глазами. Если они действительно меня выдают — однажды это может стать проблемой.
Эта мысль летала над целым роем других, как белый голубь над стаей чёрных, крикливых ворон. Голубя легко различить на общем фоне, а поди отдели одну ворону от другой в такой мешанине…
— А с ним что делаем? — шатен перевёл взгляд с меня на дружка. — Уложим обратно?
— Уложим? — блондин рассмеялся. — Нет! Нет-нет-нет, ты чего? Он сейчас соберётся и поедет к моему отцу, и там уже…
Дальше слушать его я не стал.
Всю силу — в руки. Моментальный прыжок из сидячего положения — и, раньше, чем блондин успел что-то осознать, я рву на себя амулет. Вместе с кистью его руки.
Маны оставалось буквально на один рывок; после этого я, пожалуй, даже зелёный огонёк не смог бы зажечь. Но этого рывка вполне хватило.
Читать дальше