Кларк Смит - Затерянные земли [сборник litres]

В конце склепа, перед узкой и высокой дверью, свет фонарей выхватил из темноты огромную, но неглубокую урну или чашу. Она стояла на коротких, кубообразных ножках, сделанных из темно-зеленого вещества. На дне урны виднелся осадок, от которого исходил легкий, но неприятный запах, словно призрак чего-то более едкого.

Октейв наклонился над краем урны, вдохнул и тут же начал кашлять и чихать.

– Это вещество, вероятно, раньше было очень сильным благовонием, – предположил он. – Может, население Иох-Вомбиса пользовалось им для дезинфекции склепов.

Проход за урной вывел нас в более просторное помещение, где пол был относительно чист. Темный камень под нашими ногами был расчерчен разнообразными геометрическими фигурами, раскрашенными охрой. Среди них, как в египетских картушах, встречались иероглифы и стилизованные рисунки. Большинство – малопонятные, но человеческие фигуры, без сомнения, изображали самих Иорхи.

Подобно Айхаи, они были высокими, угловатыми и худыми, с большими грудными клетками. Уши и ноздри, насколько можно судить, не были такими огромными, как у современных марсиан. Все Иорхи были изображены обнаженными; но на одном рисунке мы обнаружили двух, которые собирались то ли снять, то ли поправить своего рода тюрбаны на своих высоких конических черепах. Художник, казалось, старался подчеркнуть странный жест, с которым они пытались сорвать эти головные уборы гибкими, четырехфаланговыми пальцами. Позы этих Иорхи были необъяснимо искажены.

Истинный лабиринт катакомб начинался после второго склепа, от него проходы разветвлялись во всех направлениях.

Выстроившись строгими рядами вдоль стен и едва оставляя место для прохода двоих одновременно, в них стояли громадные пузатые урны, сделанные из того же материала, что и чаша для благовоний. Только они возвышались выше человеческой головы и имели плотно пригнанные крышки с рукоятями. Нам удалось снять одну, и мы увидели, что сосуд до краев наполнен пеплом и обожженными кусочками костей. Иорхи хранили в одной урне кремированные остатки целых семей, такой обычай и сейчас существует среди марсиан.

По мере того, как мы продвигались дальше, даже Октейв замолчал, казалось, благоговение заменило его прежнее возбуждение. Мы же были совершенно подавлены мраком и тьмой древности, отвергающей все наши представления о прошлом, в которое мы, казалось, погружались с каждым шагом…

Тени трепетали перед нами, как бесформенные крылья призрачных летучих мышей. Вокруг не было ничего, кроме мельчайшей пыли веков и урн с пеплом давно вымершего народа. Но в одном из склепов я заметил прилипший к потолку темный и сморщенный лоскут округлой формы, напоминающий высохший гриб. Дотянуться было невозможно; и мы разглядывали его, строя многочисленные предположения. Почему-то в тот момент мне вспомнился сморщенный темный предмет, который мне приснился прошлой ночью или я увидел наяву. Казалось, мы бродили по этому забытому подземному миру целые столетия. Воздух становился все более зловонным, как будто имел какой-то гнилой осадок. Мы решили повернуть назад. У длинной, уставленной урнами катакомбы, мы совершенно неожиданно оказались перед глухой стеной.

Здесь нас словно бы поджидала мумифицированная фигура, стоящая у стены. Она была более семи футов ростом, цвета темного асфальта и обнаженной. Лишь голову покрывало нечто похожее на черный капюшон, свисающий сморщенными складками. Судя по размерам, это был один из древних Иорхи – возможно, единственный представитель расы, чье тело сохранилось в целом и нетронутом виде.

Мы вспомнили о возрасте этого высохшего существа, которое в сухом воздухе склепов пережило все исторические и геологические изменения планеты, чтобы оказаться связующим звеном с утраченными эпохами.

В свете фонарей мы поняли, почему мумия сохраняла вертикальное положение. Ее щиколотки, колени, талия, плечи и шея были прикованы к стене тяжелыми металлическими обручами. Их так сильно изъела ржавчина, что мы не смогли различить их в полумраке с первого взгляда.

Странный капюшон на голове продолжал вызывать недоумение. Он был покрыт тонким слоем похожего на плесень пушка, пыльного, как многовековая паутина. Было в этом капюшоне что-то отвратительное.

– Клянусь Юпитером! Вот это настоящая находка! – воскликнул Октейв, тыкая фонарем в высохшее лицо, по которому двигались тени в бездонных впадинах глазниц, огромных тройных ноздрях и широких ушах, выступающих из-под капюшона.