«Гибкость — это не то качество, которое у меня ассоциируется с Людачком», — ответила Туллия. — «Мне кажется, что его тимпан торчит там уже дюжину лет. Дай-ка я заберу свои вещи».
Туллия вернулась в мастерскую, а потом они вдвоем ушли в ночь. Когда они пересекли освещенный звездами двор, она сказала: «Я смотрю, он дал тебе свой любимый материла для чтения».
«В ближайшие две череды мне нужно написать о нем эссе», — пожаловалась Ялда.
«А, Меконио!» — сардонически чирикнула Туллия. — «Он доказал, что можно исписать пять гроссов страниц наукообразными утверждениями о природе вещей, не потрудившись проверить хотя бы одно из них. А вообще, не бери в голову, это эссе нам всем приходилось писать. Я дам тебе старый вариант — с кое-какими поправками, чтобы была видна разница».
Ялда не знала, благодарить ли ей Туллию, или возмущаться. «Ты правда это сделаешь?»
«Конечно. А почему бы и нет?» Туллия ее дразнила; она почувствовал в голосе Ялды нотки недовольства. «Я же не предлагаю тебе смухлевать на каком-то серьезном экзамене; ты просто потакаешь распущенности нашего Бредовика. В общем… восьмеруй его при любой возможности, таков мой принцип. А зачем, кстати, ты к нему ходила?»
Ялда рассказала ей о своем проекте по измерению длин волн и скоростей.
«Довольно элегантная идея», — сообщила ей Туллия. — «Но жить на вершине горы тяжело; напомни, чтобы я дала тебе кое-какие советы, перед тем, как уедешь. Там легко перегреться».
«А ты уже бывала в обсерватории?»
«Шесть раз».
Ялда была поражена — и не только физической выносливостью этой женщины. «Над чем работаешь?»
«Я ищу инопланетные формы жизни». Туллия сообщила о своем амбициозном начинании таким тоном, будто речь шла о какой-нибудь прозаичной работе вроде поиска сорняков на пшеничном поле.
«Ты думаешь, что в спектрах можно увидеть их признаки?» Ялда относилась к этому скептически, хотя сама идея была занятной.
«Конечно», — ответила Туллия. — «Если бы кто-то взглянул на наш мир издалека, он бы увидел световой шлейф, совершенно непохожий на шлейф звезды. Растения создают самые разные цвета, но их оттенки дискретны. Когда горит камень, топливо само по себе излучает свет вполне определенного оттенка при том, что раскаленный газ имеет непрерывный спектр».
«Но откуда нам знать, как будут выглядеть растения других миров?»
«Их фотохимия может отличаться в деталях», — согласилась Туллия, — «но я все-таки уверена, что дискретное распределение цветов — характерная черта любой жизни. Я к чему: ты знаешь хоть один способ извлечь энергию из минералов, не получая на выходе свет? А если этот процесс не контролируется и не проходит через несколько стадий, если он не ограничивается конкретными каналами, как это происходит в растениях… то это просто мир, охваченный огнем. Это звезда».
Ялда так увлеклась разговором, что почти не заметила, как они вышли за территорию студгородка. Она осмотрелась, пытаясь понять, где находится.
Туллия сказала: «Я собираюсь встретиться с подругами в южном квартале. Если хочешь, можешь к нам присоединиться».
«Ты уверена?»
«Абсолютно».
Они свернули на проспект, который вел к югу в сторону Большого моста. Ялда любила вечера в Зевгме; проливаясь из окон ресторанов и квартир, свет отражался от булыжников, но на небе, тем не менее, были отчетливо видны звезды. Семьи и парочки гуляли, погруженные в свои заботы, и никто дважды не обращал внимания на ее грузную фигуру. Если бы она не встретила Туллию, то сейчас бы бродила по городу в полном одиночестве, дожидаясь, пока красоты местных улиц и неба не пересилят тот гнев, который вызвала в ней снисходительная диатриба Людовико. Сделав карман, она спрятала в нем трактат Меконио. Ялду посетила запоздалая мысль, что нести томик в руках не стоило — если бы она потеряла книгу, то ее не спасла бы даже самая заискивающая похвала в адрес гениального автора.
Они сделали остановку посередине Большого моста, чтобы заглянуть в черноту расселины, поделившей город на две части. Несколько веков тому назад в этой земле находились богатые залежи огневита; центрами первых поселений стали неглубокие шахты. Позднее была построена сложная система туннелей, уходивших вглубь породы. Но в начале одиннадцатого века произошла авария, из-за которой загорелось все месторождение огневита. Половина города была уничтожена, а все топливо сгорело без остатка. Осталась только иззубренная пропасть, геохимическая карта наоборот, которая язвительно напоминала: все это могло быть вашим, а теперь вы остались ни с чем.
Читать дальше