Стиснув зубы, Маа Ванг с горящими от ярости глазами вонзился в самую середину вражеской толпы. Как стремительный порыв буйного вихря, налетели охотники на колдуний и воинов. Люди Гондваны боролись жестоко. Как звери. Широкими взмахами сильных рук опускали они топоры на головы своих противников.
Хрустели черепа, ломались кости. Лилась кровь, целые ручьи ее струились по покатому каменному полу. От запаха и испарений крови, от жуткого рева диких людей становилось душно в огромном храме. Европейцы почти теряли сознание.
Пронзительно кричали тонкими голосами колдуньи и воины. Но краснолицые охотники покрывали их крики своим мрачным грубым боевым кличем. При неверном колеблющемся свете факелов и светильников, в общей свалке живых и убитых, стоящих и упавших, только инстинктом первобытных людей можно было угадать, где свои и где чужие.
Колдуньи и воины отступили. Дорога к выходу из храма была свободна.
Хотя ни Пьер, ни тем более отец Равен не принимали участия в схватке, стоя позади, один воин, прорвавшись сквозь ряд красных людей, подбежал к миссионеру и ударом сабли рассек ему бок. Он замахнулся и на Пьера, но заметивший это Маа Ванг вовремя подоспел на выручку и своей дубиной размозжил воину череп.
Красный великан поднял упавшего отца Равена, взвалил его себе на плечо и, знаками приглашая за собой Пьера, направился к выходу. Убывшие наполовину в своем числе охотники конвоировали их.
Во дворе Пьер увидел шесть слонов своего отряда. Их корнаки лежали рядом, связанные и дрожащие от ужаса при виде краснолицых чужеземцев, направляющихся к ним. Они попали в плен накануне вечером, и их ожидала та же участь, которая была уготоваена Люрсаку и священнику.
Опустив наземь еле живого, едва дышащего отца Равена, Маа Ванг подошел к корнакам. Люрсак сел на камень рядом с миссионером.
Пьер плохо осознавал происходящее. Сердце билось страшно медленно, ни рукой, ни ногой он не мог шевельнуть, голова казалась чужой, в ней не было никаких мыслей. Он пробовал бороться с оцепенением, охватившим все его тело, пытался встать, но не мог.
Все, что произошло после этого, Пьеру представлялось происходящим не наяву, а во сне.
Маа Ванг, подойдя к дереву, около которого стояли слоны, развязал одного из корнаков и помог ему взобраться на шею животного. По его приказанию двое из красных людей подняли Пьера и привязали к спине слона. То же самое было проделано с отцом Равеном.
Маа Ванг поднял руку и, когда все краснолицые дикари собрались в кружок к нему, он вывел их через ворота и, показывая на расстилающийся внизу пейзаж могучих гор и широкой безбрежной долины, сказал:
– Я обещал повести вас на новые земли для охоты. Вот они. Земли без границ, земли без стен. Идите туда. Я же останусь здесь. Пусть другой вместо меня будет «Человеком, идущим впереди».
Охотники молчали. Потрясенные, глядели они на этот новый мир, открывшийся перед ними.
– Идите вперед, без страха. Идите.
На лицах охотников отражалась внутренняя борьба самых разнообразных чувств: и опьянение безграничностью пространства, и страх перед неизвестным, и жажда окунуться в непознанный новый мир, и жалость к покидаемым очагам. Они топтались на месте. Но вот один из них решился и пошел. Он стал «Человеком, идущим впереди». За ним двинулись остальные.
Маа Ванг долго следил за ними. И только тогда, когда они скрылись за деревьями еле различимого в предрассветном тумане леса, он вернулся на двор, где терпеливо ожидал его корнак, сидящий на шее слона.
– Ты свободен, – обратился к нему Маа Ванг. – Иди. Отвези этих двух людей туда, откуда они пришли.
И без дальнейших слов, не выслушав лаосца, собиравшегося что-то сказать, он ударил по крупу слона своей огромной дубиной. Слон двинулся и, направляемый корнаком, прошел через ворота, а потом по склонам Пу-Каса в лес.
И его долго провожал глазами Маа Ванг. А потом повернулся и быстрой походкой пошел обратно в храм. Он спешил на свидание к «белокурой самке».
Он шел тем же путем – через залу, которая за несколько минут до того служила полем битвы. Маа Ванга не тронули ни стоны раненых, ни кучи мертвых тел, ни лужи крови. Он, не останавливаясь, прошел, шагая через трупы, к двери, скрытой за спиной идола.
По лестнице и по подземному коридору он выбрался из храма наружу и побежал к тому месту, где спрятал свою добычу, живой трофей одержанной победы. Из ран на груди, на бедре и на плече текла кровь, но он не чувствовал боли. Он думал только о белокурой самке, о том, что ее желание исполнено и что он, Маа Ванг, может гордиться собой.
Читать дальше