Мигрант, или Brevi Finietur

Крокодил выпрямился. Ему показалось, что световоды под потолком сделались ярче.

Техник, одетый в цветочные гирлянды, занервничал, подался вперед, поболтал рукой в воде…

Речная гладь осветилась снова. На экране показался человечек средних лет, явно не житель Раа; Крокодил, остолбенев, узнал этого человечка — невзрачный и тощий, маленький и бледный, он был единственным представителем Вселенского Бюро миграции, с которым Крокодилу доводилось беседовать.

А может, он не был представителем. Может, он и сам был — Бюро; цивилизация-поле, цивилизация-время сконструировала куклу-посланника, чтобы людям было легче общаться.

— Прошу прощения, полноправные граждане, — сказал человечек на языке Раа. — Прошу прощения. Вселенское Бюро считает своим долгом сообщить гражданам Раа, что природа стабилизаторов в целом близка к той, что изложили в своем отчете Консул Махайрод и собеседник Андрей Строганов, а именно: стабилизаторы не являются физическими приборами в той мере, в какой это отражено в сопроводительной документации. Стабилизаторы — символические объекты, принадлежащие к миру идей и крайне незначительно проявляющие себя в мире материи… Бюро обязано сообщить полноправным гражданам, что последние пятнадцать минут стабилизаторы на орбите Раа никак не проявляют себя в физическом мире. Это равносильно утверждению, что стабилизаторы полностью отключены.

Техник вскочил, расплескивая воду.

Бритый старик шумно вздохнул.

Картинка на темной воде дрогнула.

— Бюро сожалеет и приносит извинения за недопонимание, которое случилось, конечно же, из-за нечетких формулировок в сопроводительной документации, — продолжал человечек без тени сожаления в голосе. — Мы рады сообщить гражданам Раа, что они могут использовать спутники — носители стабилизаторов для любых прикладных целей либо вовсе свести с орбиты. Главным достижением на Раа Бюро по-прежнему считает систему миграции, — в голосе человечка прозвучало теперь удовлетворение. — Считая эту программу крайне важной для Вселенной и Раа, Бюро не хотело бы ее сворачивать и готово обсудить новые условия сотрудничества Бюро с гражданской общиной Раа. Следующая консультация — по графику, но при необходимости миграционный офис Раа может отправить внеплановый запрос. Всего хорошего, полноправные граждане.

Вода потемнела.

Сотни людей стояли на набережных, глядя в небо.

Светило солнце, мягкое солнце Раа, на него можно было смотреть не щурясь. Стальными маячками поблескивали самые крупные орбитальные станции.

Ничего не происходило.

Ничего не изменилось.

Трое мальчишек, не обращая внимания на взрослых, гоняли по каналу парусник-катамаран.

— Он спит, — сказал Тимор-Алк. — Он не просыпается вторые сутки.

За последние дни мужчина перестал быть мальчишкой. Дело было не в жесткой светлой бороде, за несколько суток покрывшей его щеки, скулы и подбородок. Тимор-Алк разогнул спину, навсегда выводя себя из утробной позы, и Крокодил впервые увидел в нем равного по опыту, взрослого человека.

Мальчишке он сказал бы: «Аира отдыхает». Он ободряюще улыбнулся бы зеленоволосому, хотя у самого тревожно сосало бы под ложечкой. Он сказал бы: «После такого человек должен немного отдохнуть, правда?» И Тимор-Алку — тому, прежнему, юному, — стало бы легче.

Этому, новому, — нет.

Поэтому Крокодил спросил только:

— Шана вернулась?

— Еще нет. У них там…

— Понимаю.

— Но она связывается каждые полчаса. По-моему, она тоже боится за… него.

— Пошли, — сказал Крокодил.

Над крышей дома Шаны склонялись ветки, полосатое солнце высвечивало лес, носились птицы, из тени попадая на свет, и потому их траектории казались пунктирными. Аира лежал на спине, одетый только в светлые шорты, ничем не укрытый, босиком. Он спал. Остриженные наголо волосы отрастали снова — седым ежиком, совершенно седым.

Он не метался во сне и не менял позы. Он спал, как стоял перед строем, — вытянув руки вдоль тела. Глаза под веками не двигались. Дыхание можно было заметить, только если специально присмотреться. На спокойном лице было написано для всех, кто умеет читать: «Я сделал все, что мог. Ничего не могу изменить». Эта равнодушная отрешенность была такой неестественной на лице Аиры, что у Крокодила мурашки побежали по спине.

— По-моему, он готов свернуться, — шепотом сказал Тимор-Алк. — Как моя мать. Уйти в себя и… все.

«Возможно, он уже свернулся», — холодея, подумал Крокодил.