Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

Один шагнул вперед и гигантской лапищей поймал руку Тени. Тот ступил на серую палубу.

– Добро пожаловать к про́клятым, – скрипуче пробасил тот, кто сжимал руку Тени.

– Привет тебе! – отозвались остальные на палубе. – Привет тебе, солнценосный! Привет тебе, Бальдр!

В свидетельстве о рождении Тени значилось Бальдур Лун, но он покачал головой.

– Это не я, – сказал он. – Не меня вы ждете.

– Мы тут умираем, – не отпуская его руки, произнес скрипучий.

Холодно было в туманном проливе меж мирами живых и мертвых. Соленая пыль разбивалась о нос корабля, и Тень промок до нитки.

– Возврати нас обратно, – сказал тот, кто держал его руку. – Возврати нас домой или дай нам уйти.

– Я не знаю как, – сказал Тень.

И тогда мужчины на палубе запричитали и завыли. Одни били древками копий в палубу, другие короткими мечами колотили по медным накладкам на кожаных щитах, и вокруг ритмично загрохотало, а крики из горестных воплей превратились в улюлюканье берсеркеров…

В небе раннего утра кричала чайка. Ночью ветер распахнул окно и теперь стучал рамой. Тень лежал на застеленной кровати в номере-пенале. Кожа повлажнела – наверное, пот.

Начался очередной холодный день конца лета.

В отеле ему упаковали в контейнер сэндвичи с курицей, яйцо вкрутую, яблоко и пакетик чипсов с сыром и луком. Вручая Тени контейнер, портье Гордон спросил, когда ждать гостя назад, и объяснил, что если тот опоздает больше чем на пару часов, они вызовут спасателей, а еще попросил у Тени номер мобильного.

Мобильного у Тени не было.

Он отправился по маршруту к побережью. Пейзаж завораживал – безрадостная красота, что звенела и эхом отдавалась в пустотах внутри Тени. Он воображал, будто Шотландия – мягкий край, сплошь вересковые пологие холмы, но здесь, на северном побережье, все казалось угловатым и зазубренным, даже серые облака, что неслись по бледно-голубому небу. Словно проступают кости мира. Он шел по маршруту из книжки – через кустистые луга и плеск ручьев, вверх-вниз по каменистым холмам.

Временами ему казалось, будто он стоит, а мир движется, будто он лишь прокручивает землю ногами.

Маршрут оказался утомительнее, чем он ожидал. Он планировал поесть в час, но к полудню ноги заныли и захотелось отдохнуть. По тропинке он дошел до склона холма, где за валуном можно было укрыться от ветра, и присел на корточки, собравшись перекусить. Впереди, вдалеке виднелась Атлантика.

Тень думал, что он здесь один.

– Отдадите мне яблоко? – спросила она.

Дженни, барменша из гостиницы. Слишком светлые волосы драл ветер.

– Здравствуйте, Дженни, – сказал Тень. Он отдал ей яблоко. Из кармана коричневого пальто она извлекла складной нож и села рядом.

– Спасибо, – сказала она.

– Итак, – сказал Тень, – судя по вашему акценту, вы приехали из Норвегии совсем маленькой. Я хочу сказать, по-моему, вы говорите совсем как местные.

– Разве я сказала, что приехала из Норвегии?

– Разве нет?

Наколов кусочек яблока на кончик ножа, она манерно его сжевала, касаясь только зубами. Покосилась на Тень.

– Это было очень давно.

– А родные?

Она повела плечами – вроде как пожала, будто любой возможный ответ считала ниже своего достоинства.

– Вам тут нравится?

Она взглянула на него и покачала головой:

– Я тут как хульдра.

Это слово он уже слышал в Норвегии.

– Это ведь какие-то тролли, да?

– Нет, это создания гор. Похожи на троллей, но приходят из леса и очень красивые. Как я. – Она усмехнулась, будто знала, что слишком худа, слишком бледна, слишком мрачна и никогда не станет красоткой. – Они влюбляются в фермеров.

– Почему?

– Да черт их знает, – сказала она. – Но вот влюбляются. Иногда фермер соображает, что разговаривает с хульдрой, потому что у нее сзади свисает коровий хвост или того хуже, сзади вообще ничего нет, она вогнутая и полая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает, возвращается к мамочке или ферме… Но иногда фермеры не убегают. Иногда они бросают нож ей через плечо или просто улыбаются и берут хульдру в жены. Тогда у хульдры отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И все равно томится по дому в горах и лесах. И никогда не будет взаправду счастлива. Никогда не станет человеком.

– А потом? – спросил Тень. – Стареет и умирает со своим фермером?

От яблока остался огрызок. Дернув запястьем, Дженни запустила его дугой к подножию холма.

– Когда ее муж умирает… Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. – Она смотрела на склон. – Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдру, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству, домой из селения возвращался пьяный и злой. Иногда бил ее… И как-то раз она разжигает очаг поутру, а он приходит и давай на нее кричать, мол, завтрак ему не готов, мол, ничегошеньки она не умеет, он вообще не понимает, зачем на ней женился, и она его слушает, а потом молча берет кочергу. Тяжелую такую чугунную кочергу. Берет и запросто сгибает в кольцо, один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкает, не потеет, сгибает себе кочергу, как ты тростинку. Ну, фермер белеет как полотно и помалкивает про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понимает, что за прошедшие пять лет она в любой момент могла сделать с ним то же самое. И до смертного часа он больше и пальцем ее не тронул, ни единого сурового слова не сказал. А теперь объясните-ка, мистер все-зовут-меня-Тень: раз она такое умела, почему же позволяла ему себя бить? На черта ей вообще сдался такой человек? Объясните-ка мне.