А. Риддл - Война солнца [litres]

Но я ничего не написала. Слова не приходят. Я чувствую только горячее желание узнать, что случилось с Шарлоттой, Гарри, Фаулером и остальными колонистами «Карфагена» – и ждет ли нас та же участь.

Я киваю Брайтвелл, и она нажимает на круглую красную кнопку выхода рядом с дверью дока. Она открывается с треском, и я чувствую, как мой скафандр обдувает со всех сторон. Лучи оранжевого и золотого солнечного света падают по краям двери, когда она опускается на землю, прижимая траву.

Я чувствую, что козырек на моем шлеме темнеет. Брайтвелл с солдатами двигаются вперёд, к качающейся на ветру высокой траве, с поднятыми руками, чтобы защитить глаза от солнца.

Один солдат идет впереди группы с поднятым пистолетом, слегка пригнувшись, спускается по пандусу. На его краю он поворачивается назад и улыбается мне, его веснушчатое лицо растягивается в улыбке, когда порыв ветра ерошит его короткие рыжие волосы. Затем рядовой Льюис Скотт ступает на землю – в чужой мир.

В тот день, когда он забрался в стазисный мешок, Скотт выглядел испуганным до ужаса. Сегодня он в восторге.

Он идет дальше в траву, водя винтовкой вперед и назад. Наконец он поворачивается и кивает.

Я открываю шлем и глубоко вздыхаю. Воздух теплый и свежий. Он отличается от земного, как будто долина только высыхает от сильного дождя.

Наша колония будет основана здесь, на этой открытой равнине. Брайтвелл настояла на этом – хорошая видимость во всех направлениях и много места для установки сигнализации по периметру и ловушек для хищников.

Пока мы с Идзуми снимаем скафандры и надеваем экспедиционное снаряжение, солдаты рассредоточиваются, размахивая серпами с длинной ручкой. Высокая трава волнами падает им под ноги.

Сделав большую уборку, они стягивают парашют, методично складывают его и укладывают в посадочный модуль.

Затем они спускают по трапу шесть больших ящиков и ставят их на расчищенную площадку. В двух ящиках разложены составные части небольшого вездехода, похожего на квадроцикл с гусеницами вместо колес. Пустые ящики образуют трейлер, который может тянуть мотовездеход. Они начинают собирать машину, но я окликаю их:

– Оставьте это нам.

Они смотрят на Брайтвелл, она кивает.

– Должны ли мы собрать панели коммуникатора? – спрашивает рядовой Скотт.

Брайтвелл поворачивается ко мне.

– Нет. Мы позаботимся и об этом. Вы должны быстрее выдвинуться в сторону колонии «Карфагена».

Отсюда до лагеря «Карфагена» шестнадцать километров. Хотя гравитация на Эосе слабее, чем на Земле, такой путь все равно был бы тяжелой задачей для моей ноги. Мы с Идзуми возьмем квадроцикл, как только он будет собран, и после того свяжемся с кораблем. Четверо солдат пойдут вперед, расчищая путь. Это будет не так сложно здесь, на травянистой равнине, но густые джунгли, которые виднеются на расстоянии, вероятно, мы исследуем в другой раз.

Брайтвелл поворачивается ко мне.

– Мэм, вы готовы к нашему отъезду?

– Почти.

Внутри посадочного модуля я открываю отделение для хранения и извлекаю первую часть нашего нового поселения: памятник. Он состоит из трех частей, полностью созданных на 3D-принтерах из твердого пластика. Печать была роскошью, как и место для хранения на корабле, но я убедила Джеймса, что оно того стоит.

На расчищенном месте я вытаскиваю части, которые лежат одна внутри другой, как в матрешке. Закапываю в землю основание, затем ставлю на него среднюю секцию. Я не могу дотянуться до верха, поэтому оборачиваюсь к солдатам, которые быстро подставляют ладони, и вставший на них рядовой Скотт закрепляет третью часть.

Я отхожу назад и смотрю на псевдобронзовую статую, изображающую обнимающихся мужчину и женщину, которые стоят по колено в снегу. Внизу, под фигурами, есть надпись, которая гласит:

КАПРАЛУ АНЖЕЛЕ СТИВЕНС И ВСЕМ ОТВАЖНЫМ МУЖЧИНАМ И ЖЕНЩИНАМ АТЛАНТИЧЕСКОГО СОЮЗА, КОТОРЫЕ ОТДАЛИ СВОИ ЖИЗНИ В СОЛНЕЧНОЙ ВОЙНЕ.

У нас с Идзуми уходит три часа на то, чтобы собрать мотовездеход. Потом мы переключаемся на коммуникационные панели. Они представляют собой четыре большие белые панели, которые крепятся друг к другу на твердой пластиковой раме, зарытой глубоко в землю.

Когда панели собраны, я проверяю время. «Иерихон» не появится в поле зрения еще час.

– Хочешь есть? – спрашиваю я Идзуми.

– Немного.

Я достаю паек, и мы с Идзуми садимся на край пандуса, делясь едой, пот льется с нас обеих. Такое ощущение, что мы работяги, оторвавшиеся от дела, над которым работали годами. Это кажется нормальным – более нормальным, чем что-либо за долгое время.