Братья Стругацкие - Дни Кракена [сборник]

— Ничего.

— Розовая пустота, — подал голос Северцев.

— Я посмотрю? — Михаил Петрович перевел вопросительный взгляд с профессора на аспиранта.

— Вольному воля, — усмехнулся тот.

— Только старайтесь не подниматься на ноги..

Михаил Петрович лег на живот и довольно ловко, без особых усилий одолел несколько шагов, отделявших его от иллюминатора. Поднявшись (не без помощи Беньковского) на колени, он выглянул наружу.

Северцев был прав. Звездолет плавал в пустоте, заполненной розовым светом. Не было видно ни одного предмета, ни одного движения, ни одного оттенка, на котором мог бы задержаться глаз. Ровный розовый свет. На минуту Михаилу Петровичу показалось, что он в упор смотрит на фосфоресцирующий экран. Потом он заметил, что наверху розовый оттенок темнее, а внизу светлее. Мысль о том, что взгляд его проникает, возможно, на многие сотни или даже тысячи километров, поразила его. Тысячи километров пустоты… Впрочем, сжатый газ вряд ли мог быть настолько прозрачным.

— Ну, нагляделся? — насмешливо осведомился Северцев.

Михаил Петрович напряженно скосил глаза.

— А знаете… Может, это только кажется мне… — Он замолчал. Прямо за стеклом в розовом свете плясали едва заметные черные точки. — Слушайте, рядом с нами трясется какой-то мусор!

Северцев свистнул.

— Трясется мусор… шокинг! Особенно для литработника.

— Вам показалось, Миша, — ласково сказал Беньковский.

Михаил Петрович почувствовал, что позвоночник его больше не выдерживает, и соскользнул на пол.

— Нет, не показалось. Такие темные точки и пятна… прямо перед стеклом.

— Возможно, метеоритная пыль… — Беньковский попытался подняться, но сейчас же сел снова. — Не могу, — виновато улыбнулся он. — Очень тяжело. Вот отдохну немного, тогда погляжу…

— У меня тоже голова еле держится на плечах, — сознался Михаил Петрович. — Как чугунная…

— Обременена массой новых знаний, — желчно заметил Северцев. — Ничего, корреспондент, знания эти полезны и несомненно пригодятся тебе в ближайшем будущем.

Михаил Петрович с холодным любопытством взглянул на него, но не ответил.

— Андрей Андреевич, — сказал он, — если кухня, как вы говорите, находится под нами, а кипит в тысячах километров над нашими головами, то как происходит передача энергии? Ведь здесь так спокойно, почти не качает…

— Это, по-видимому, только так кажется, Миша. Не исключено, что как раз сейчас нас несет с огромной скоростью, а мы не замечаем этого. Или нас занесло в полярные области. Там спокойнее… должно быть спокойнее. Не знаю, не знаю.

Профессор закрыл глаза и замолчал. Было очень тихо, только стучала в висках кровь.

— Здорово, — пробормотал Михаил Петрович. — Кругом чертова пропасть этого сжатого газа… и мы висим как цветок в проруби… Слушайте, Андрей Андреевич, сколько времени будет продолжаться такое положение?

— Не беспокойся, Миша, — опередил Беньковского Северцев. — До самого конца своих дней ты будешь плавать в этой полужиже… или пока не рехнешься от тоски. Ноты, несомненно, успеешь увидеть и узнать много нового. Так что утешься.

Профессор прищурившись поглядел на него.

— Слушайте, Владимир Степанович, — сказал вдруг он. — Почему вы, собственно, пошли в астрономы-межпланетники?

— То есть?

— Почему? Почему вы не занялись, скажем, разведением кроликов?

— А почему я должен был заняться кроликами? — озадаченно осведомился Северцев.

— Ну как же… Чтобы выращивать их… размножать, так сказать.

— Да на что мне кролики?

— Но ведь у вас их не было, правда? Когда вы поступали в университет…

— Не было, и слава богу. А если бы даже и были?

— У вас стало бы их еще больше! Вот хорошо было бы, а?

— Хорошо? — К восторгу Михаила Петровича лицо Северцева побагровело до синевы. — Чересчур хорошо, я полагаю…

— Вы могли бы снабжать кроликами студенческие столовые…

— Гм…

— Затопили бы кроликами всю Москву…

— А…

— Могли бы дарить кроликов своим знакомым…

Михаил Петрович не выдержал и расхохотался. Он хохотал долго, страдая от боли в груди и спине, держась за живот и уткнувшись лицом в пол. Беньковский снова опустил веки.

— Юмор в покойницкой… — пробормотал Северцев.

— Эх, Володя, Володя… — Профессор покачал головой. — Хорошо бы выставить вас на полчасика наружу. Это прохладило бы вас.

— Слушайте! — воскликнул Михаил Петрович. — У меня идея…

— Первая идея на Юпитере. Интересно.

— Да, идея. Давайте пообедаем!