Клиффорд Саймак - Принцип оборотня (сборник)

Для Саймака-фантаста это тоже было новое начало. Хронологически «Снова и снова» – его четвертый роман, однако «Космические инженеры» – текст все-таки ученический, «Империя» (издана в 1951 году) – книга редактора Джона Кэмпбелла, которую Саймак переписал, а «Город» сочинялся как сборник рассказов. Иначе говоря, «Снова и снова» – первый роман Саймака в классическом смысле слова.

«Гэлакси» рекламировал «Карьер времени» как «приключенческий роман», что, в общем, верно: стилистически этот текст – плоть от плоти американской НФ 40-х годов. В колонке редактора Гораций Голд обещал фантастику «только для взрослых», но тогда эти слова значили не «читателям до 16 лет не рекомендуется» (времена были пуританские, слово «секс» в «Гэлакси» писали как «s-x»), а «НФ, написанная не в расчете на детей» и, стоит добавить, инфантилов. На задней обложке журнала приводился «отрывок» из дурного вестерна, слегка замаскированного под НФ, с припиской: «В “Гэлакси” вы не прочтете такого никогда!»

О романе Саймака Голд писал, что это «огромная редкость для научной фантастики: мощная история с приключениями, загадками, идеями… и эмоциями». Но «Карьер времени» был все-таки чем-то куда большим. Саймак вложил в рукопись все, что наработал на тот момент, и создал многослойную, очень непростую, странную историю, которая, кажется, так и осталась непонятой.

В романе «Снова и снова» есть свой код, расшифровке которого мешает слишком уж фантастический антураж. Это и роман о космосе: 7980 год, человечество расселилось по галактике и, решая проблему нехватки рабочей силы, создало андроидов, во всем похожих на людей, но не способных размножаться. И роман об инопланетянах: после многолетнего отсутствия на Землю возвращается Ашер Саттон, побывавший на планете в созвездии Лебедя и вступивший в контакт с «симбиотическими абстракциями». И еще – роман о путешествиях во времени: в первой главе к одному из героев является пришелец из будущего, твердящий, что Саттон должен быть убит…

Но все это – лишь декорации, причем временами нелепые. Ну например: человеческая держава трижды именуется Галактической Империей («Империя стоит на андроидах и роботах»), но на Земле, в столице Империи, и в помине нет никакого императора. Автор не все продумал? Или, может, на что-то намекает?.. Ведь драма, которая разыгрывается в НФ-декорациях, кажется знакомой. В самом деле: Саттон познал благодаря инопланетянам божественную истину – и напишет книгу о том, что все живое и разумное равно, после чего андроиды станут бороться с «хозяевами» за свои права… Ну да, оттого и Империя, что это прямая отсылка к Римской империи. Андроиды – конечно же, рабы; Саттон – Мессия, его книга – Евангелие, которое бескомпромиссным «возлюби ближнего своего» сломило стоявший на рабовладельчестве Рим.

Этим, однако, дело не ограничивается. Саттона преследуют три группировки из будущего: одна хочет, чтобы книга была написана, другая – чтобы книги не было, третья желает отредактировать откровение так, чтобы из него следовало, будто люди все же главнее прочих. Вождь ревизионистов говорит Саттону: «Вы столько знаете о судьбе. Вы никогда не задумывались о том, что существует такая вещь, как исключительная судьба?» Саттон отвечает: «Не хитрая и не прикрытая ничем пропаганда в стиле девятнадцатого века. Была там одна нация, которая рядилась в подобные обноски…»

Слова «исключительная судьба», «manifest destiny», в культуре США имеют особое значение: в XIX веке политики и журналисты говорили об «исключительной судьбе» белых американцев – распространять цивилизацию (в их понимании) по всему континенту, расширяться на север и на юг, захватывать индейские земли, в общем, делать все то, что у Саймака делают люди в галактике в 7980 году. Если так, роман описывает не только Римскую империю, но и США, причем США, современные Саймаку, и андроиды – прозрачная метафора для чернокожих, индейцев и всех, кого в Америке тех лет считали низшими по сравнению с белыми людьми существами.

Но, может, поэтому книга и называется «Снова и снова», что описывает битву защитников равенства и сторонников неравенства, которая все время повторяется – в Риме, в США, в далеком будущем, – и определяет движение всей истории? Для Саймака важно, что равенство устанавливается вышним вторжением. Ашер Саттон умер, воскрес, творит чудеса, он получил откровение – и обрел душу: ведь что такое «симбиотическая абстракция», вечно сопровождающая каждого из нас («Мы не одиноки. Никто и никогда не одинок…»), если не отражающая божественное присутствие в любом живом существе душа?