Клиффорд Саймак - Принцип оборотня (сборник)

Неторопливой поступью, чеканя шаги, шериф пересек кабинет и вышел в коридор.

Блэйн поднял глаза и увидел его, стоящего перед камерой.

– Блэйн, – сказал шериф, – пришел отец, чтоб поговорить с тобой.

– Какой отец?

– Святой отец, язычник. Пастырь нашего прихода.

Войдя в камеру, священник замигал, стараясь привыкнуть к полумраку.

Блэйн встал.

– Я рад, что вы пришли, – сказал он. – К сожалению, самое большое, что я могу предложить, это присесть здесь на нарах.

– Ничего, – ответил священник. – Меня зовут отец Фланаган. Надеюсь, я не помешал?

– Ни в коей мере. Рад вас видеть.

Покряхтывая от натуги, отец Фланаган опустился на край койки. Это был пожилой тучный человек с добрым лицом и морщинистыми, скрюченными артритом руками.

– Садись, сын мой. Надеюсь, что не отвлек тебя. Сразу хочу предупредить, что я постоянно влезаю в чужие дела. Видимо, причина этому – моя паства, большинство из которой, независимо от возраста, большие дети. О чем бы ты хотел побеседовать со мной?

– О чем угодно, – ответил Блэйн, – кроме разве религии.

– Ты не веришь в Бога, сын мой?

– Не особенно, – ответил Блэйн. – Обычно размышления на эту тему приводят меня в замешательство.

Старик покачал головой:

– Наступили безбожные дни. Теперь стало много таких, как ты. Меня это беспокоит. И Святую Церковь-мать тоже. Мы живем в тяжелые для духа времена. Люди больше предаются боязни зла, чем созерцанию добра. Ходят разговоры об оборотнях, злых духах и чертях, хотя все это еще сто лет назад казалось вздором.

Тяжеловесно развернувшись, он уселся боком, чтобы лучше видеть Блэйна.

– Шериф сказал мне, что ты из «Фишхука».

– Думаю, отрицать это бесполезно, – ответил Блэйн.

– Мне никогда еще не приходилось говорить с людьми из «Фишхука», – слегка запинаясь, как будто беседовал скорее с собой, чем с Блэйном, произнес старый священник. – До меня доходили только слухи, а истории о «Фишхуке», которые я слышал, поразительны и невероятны. Одно время тут жил торговец, его факторию потом сожгли – но я так и не побывал у него. Люди бы меня не поняли.

– Судя по тому, что произошло сегодня утром, я тоже думаю, что не поняли бы, – согласился Блэйн.

– Говорят, что у тебя паранормальные…

– Это называется «парапсих», – поправил его Блэйн. – Будем называть вещи своими именами.

– Ты и правда таков?

– Не понимаю, чем вызван ваш интерес, святой отец.

– Только познавательными соображениями, – ответил отец Фланаган, – уверяю, чисто познавательными. Кое-что из этого интересует лично меня. Ты можешь говорить со мной так же свободно, как на исповеди.

– Когда-то, – сказал Блэйн, – науку подозревали в том, что она скрытый враг всех религиозных догм. Сейчас повторяется то же самое.

– Потому что люди снова боятся, – произнес священник. – Они запирают двери на все запоры. Они не выходят по ночам. На воротах и крышах своих домов рисуют кабалистические знаки – заметь, вместо Святого креста – кабалистические знаки. Они шепотом говорят о таких вещах, о которых никто не вспоминал со времен средневековья. В глубине своих невежественных душ они трясутся от страха. От их древней веры мало что осталось. Конечно, они исполняют обряды, но по выражению лиц, по разговорам я вижу, что делается у них в душе. Они потеряли простое искусство верить.

– Нет, святой отец, просто они очень растерянные люди.

– Весь мир растерян, – сказал отец Фланаган.

И он прав, подумал Блэйн: весь мир в растерянности. Потому что лишился кумира и, несмотря на все старания, никак не может найти другого. Мир лишился якоря, на котором он держался против бурь необъяснимого и непонятного, и теперь его несет по океану, не описанному ни в одной лоции.

Одно время кумиром была наука. Она обладала логикой, смыслом, абсолютной точностью и охватывала все – от элементарных частиц до окраин Вселенной. Науке можно было доверять, потому что она прежде всего была обобщенной мудростью человечества.

А потом настал день, когда Человек со всей его пресловутой техникой и всемогущими машинами был вышвырнут с небес назад на Землю. В тот день божество науки утратило часть своего ослепительного блеска, и чуть ослабла вера в него.

Когда же Человек сумел достичь звезд без помощи каких-либо машин, культ механизмов окончательно рассыпался в прах. Наука, техника, машины все еще существовали, играли важную роль в повседневной жизни, однако им больше не поклонялись.