Алекс Бор - Ах, прица-тройка, перестройка! [фрагмент ненаписанного романа]

— Кончай хохмить, — строго фыркнула на меня Светка. Видимо, она была не в духе. — Ты на собрание?

— Что-то ты злая сегодня, — заметил я. — Муж, что ли бросил?

О муже я спросил просто так, чтобы посмеяться. Мужа у Егоркиной не было.

Пока не было… Однако по сведениям, поступавшим из источников, заслуживающих доверия, свадьба Егоркиной была не за горами.

— Иди к черту, — дружески посоветовала мне Светлана. — В колхозе от твоих шуточек никому покоя не было, и сейчас за свое…

— Так ведь за свое, а не за чужое, — сказал я. — И чем плохи мои шутки?

По-моему, смех продлевает жизнь.

— А кому-то сокращает, — попыталась подвести черту Светлана.

— Значит, я могу отсюда уйти? — спросил я.

— Можешь, — подтвердила Светлана. И добавила: — Только сначала запиши фамилию, курс и группу. И поразборчивей.

Покончив с бюрократическими формальностями, я двинул в «десятку».

Аудитория была уже почти заполнена. На передних местах, ближе к трибуне, чинно расположились старшекурсники. В центральных рядах компактно сидело несколько девочек из 25-й группы — Танька Кедрина, Ленка Зверева, Леночка Корнилова со своей неразлучной Мариной Федосеевой, Светка Шепилова и Ленка Хрусталева. Все шесть что-то озабоченно строчили в общие тетради.

Наверное, списывали конспекты.

Проходы между рядами были уже заняты, так что протиснуться к 25-й группе не представлялось возможным.

Но нет худа без добра. На «камчатке», уже оккупированной первокурсниками, еще оставались свободные места. Я расположился с самого края, поближе к двери, чтобы, когда надоест балаган, быстро слинять.

Рядом со мной сидела какая-то девушка с первого курса, читавшая «Энеиду».

Впрочем, это было только мое предположение. С таким же успехом я мог сказать, что она читала «Одиссею» или «Илиаду». Или любое другое произведение, включенное в программу по античной литературе.

Преисполненный высокомерия к своей соседке (для меня античная литература была давно уже пройденным этапом — на экзамене по «зарубежке» я получил законную пятерку), я достал из дипломата прихваченный из дома «Поселок» Кира Булычева, новый роман любимого писателя-фантаста, с большим трудом приобретенный в «Букинисте» через книгообмен, — и погрузился в чтение.

Динамически развивающийся сюжет настолько увлек мое внимание, что я не услышал, как открыли комсомольское собрание. Когда я оторвался от книги, то увидел, что за стоящим на высоком подиуме столом, покрытым традиционной красной скатертью, восседало пять человек: ВЯК, Иннокентий Власович Фоменко — декан факультета, три студентки-пятикурсницы. Перед ВЯКом стоял графин с водой. Очевидно, он (ВЯК, а не графин, конечно) играл роль председателя. Правое место рядом с ВЯКом пустовало. За обшарпанной деревянной кафедрой с выцветшим советским гербом стояла секретарь комсомольского бюро факультета и, не отрываясь от спасительной бумажки, заупокойным голосом вещала: «мы добились определенных успехов…», «мы провели целый ряд мероприятий…», «однако несмотря на определенные успехи…», «отдельные недостатки не дают нам…», «мы будем и впредь вести борьбу за перестройку…», «против негативных явлений в жизни филологического факультета…» Словом, докладец был еще тот. Если бы в аудитории в это время летали мухи, они наверняка бы сдохли. Очевидно, это и был отчет о проделанной работе. И, что самое занимательное, мне показалось, что он слово в слово повторял то, что мне (да, думаю, и не только мне) приходилось слышать на школьных комсомольских собраниях.

Различие было несущественным: сейчас были добавлены всего два новых слова — «перестройка» и «гласность». Но контекст, в котором употреблялись эти два слова! У любого нормального человека — не филолога! — от услышанного волосы мгновенно встали бы дыбом. Как вам такие перлы изящной словесности:

«Мы все как один должны помогать партии двигать вперед перестройку, бороться за демократизацию и гласность. Наша помощь партии должна заключаться в отличной учебе и активной общественной работе на благо страны. Студенты филфака должны взять на себя повышенные обязательства сдавать сессию только на „хорошо“ и „отлично“. Отличной учебой студенты будут крепить перестройку!»

Слушать такие высокоумные речи лично мне было смешно. А главное — до зевоты скучно. И такого мнения придерживался не только я. Великолепный по изяществу слога спич секретаря комсомольского бюро внимательно слушали процентов десять аудитории — в основном те, кто не запасся заблаговременно интересной книгой. Или кому не с кем было обсудить личные проблемы.