Всеволод Алферов: Ниже преступника, выше пророка [СИ]

«Просто Миша» выглядел добродушным жилистым мужичком лет сорока, все руки в наколках с крестами, куполами и надписями «Спаси и сохрани» — и Данилу не хотелось даже думать, какая за Мишей тянется история.

— Ну так что?

Данил понял, что «завис» под добрым взглядом поверх очков.

— Ничего. Буквально ничего.

— Двушка? Трешка? И когда по этапу?

Парень плюхнулся на койку и уже начал стаскивать кроссовки, когда до него дошел смысл вопроса.

— Что? А, да не этапируют никуда! Черт. Бедлам, просто бедлам! Сначала журналисты подняли ор, потом судья рассорилась с прокурором, все они чего-то хотят друг от друга, но, хоть убей — я не пойму, чего. Прокурор требовал двести семьдесят пятую статью, но так ничего и не решили.

— Двести семьдесят пятую? — Миша, кажется, скривился.

— Это же административное нарушение! Хулиганство. Штраф должен быть и все. Оказалось, есть жалоба из РЭС, что из-за меня повреждены какие-то провода, без света остался микрорайон. Или только мог остаться, черт знает — я не помню даже, вот веришь? Но этого же не было ничего, я никому вреда не принес! Вообще никому и никогда. И не было никаких проводов.

— Ну а они чего?

— Да ничего. В общем, до приговора не дошли. Перенесли. «В связи с открывшимися обстоятельствами».

— Ну вот и славно, — даже голос у «просто Миши» был как у доброго дядюшки, но равнодушный взгляд уже вернулся к заковыристым судоку.

— Как будто что хорошее…

Парень завалился на койку и проворчал в потолок, однако Миша снова сдвинул очки на кончик носа.

— А что плохого? Ну?

— Все равно засудят.

— Засудят всех, сынок. И тебя, и меня, и вон Игоря нашего Сэр-ги-йовыча, — Игорек со своей койки хмуро глядел то на одного, то на другого. — Ты бы, пока в СИЗО, а не в колонии, сиди и радуйся.

Конечно, нужно было смолчать. Нужно было. Но Данил не мог заставить себя просто отвернуться к стенке, не после суда.

— Чему? Что я тут сижу? Что меня показывают везде как преступника?

Голос у «просто Миши» стал прямо-таки золотым.

— А жизнь, сынок, она всегда засуживает. И рушится. Ну не в СИЗО, так по-другому. Как-нибудь. Ты того, давай молись, чтоб по двести семьдесят пятой не пустили. Тогда и двушкой не отделаешься.

— Но я не виноват!

Глаза у Миши превратились в две точки, и тот вдруг стал не таким уж и добрым. Мужичок сел на койке и спустил на пол ноги в растянутых носках.

— А это плохо, сынок. Вот как хочешь — а очень плохо. Нельзя так. Ты просто покайся и больше так не делай, — Данил зажмурился, но Миша продолжал говорить: — Бог не фраер. Как там?.. Царства Божьего не наследуют. Летающий человек. Идолослужительство это, поклонство. Я бы на месте судьи за один полет даже трешку вписал, чтобы ты высидел, хорошо высидел, может, вышел по УДО и с того дня — все! Без этих фокусов. Как все жил, никому в нос не тыкал, что я вот он тут, вот-те нате, а вы там внизу копошитесь.

«Ты сам-то — много каялся?» — хотелось спросить парню. И это человек, который тоже в СИЗО, и на зону гулял не единожды. Потом он вдруг сообразил: они знают. Черт! Они все знают. И о «преступлении» его, и лицо видели по ТВ. Потому и не задавали вопросов.

— Но я правда не виноват! Это же… к черту справедливость, но это глупо! Разве меня не должны исследовать ученые? Или разведки? Как много людей вдруг взяли и полетели? Я еще понял бы, если б мою жизнь превратили в ад, сделали подопытным кроликом, если б — черт знает! — да хоть били электрошокером и заставляли повторить.

Данил заметил, что почти кричит, и закончил упавшим голосом:

— Но это же — глупо, глупо, глупо! Процесс из Кафки. Грефневой.

— А ты покай… — начал Миша, когда Игорек вдруг поднялся. Как и всегда, он пересек разделявшее койки пространство в два шага.

— А ты, мля, найрозумнишый, да? Тэбэ, сопляка, люди жизни вчат, а ты им що: не виноват, идить вси нах?

Рука, опустившаяся на плечо Данилу, была тяжелой, как камень, и от нее исходил жар.

Парень вскочил.

— А тебе какое дело?

— Да мне пох, летал ты чы нет!

Против света Игорь казался вросшей в пол глыбой. Глаза под тяжелыми бровями — две смоляных дыры.

Пару мгновений они сверлили друг друга взглядами. Может, бычара-Игорек и скрутит его в два счета — это они оба знали — по крайней мере, он встретит эту драку стоя.

Григорий или Георгий, надрывно храпевший в потолок, демонстративно отвернулся к стенке. «Просто Миша» смотрел на парня печальным взглядом — в котором, впрочем, не было и следа участия: если так надо, что ж, жизнь и должна учить.