Томас Тимайер - Дворец Посейдона

– Сейчас отсоединяют захваты, – пояснила Океания. – Теперь батисфера будет держаться только на стальном тросе, намотанном на огромную катушку, которая находится рядом с лебедкой.

– И на какую глубину позволяет опуститься этот трос?

– Сто метров. Давление там достигает десяти атмосфер, то есть на каждый квадратный метр оболочки аппарата вода давит с силой в десять тонн. Ведь на каждые десять метров глубины давление возрастает на целую тонну.

– Тысяча килограммов каждые десять метров? – от волнения у Оскара сорвался голос. – Не многовато ли, черт побери?

Океания искоса взглянула на него.

– Ты разве никогда не нырял?

– Я даже не умею плавать!

– О! Но все-таки поверь мне, что уже на глубине пяти метров начинает закладывать уши. И причина этого – давление водяного столба.

– Порядок! – крикнул Рембо. – Можно начинать спуск. Держитесь покрепче!

Он передвинул рычаг на пульте управления, и батисфера начала неторопливо опускаться. Мелькнула поверхность воды и ушла куда-то вверх. Один метр… три… пять… На глубине семи метров их окутала голубая мерцающая дымка.

«Должно быть, так и выглядит вечность», – подумал Оскар. Вверху парила темная махина корпуса «Калипсо», и он мог разглядеть очертания гребного винта и пера судового руля. Пузырьки воздуха, поблескивая и переливаясь, как жемчуг, всплывали вдоль наружной оболочки «Наутилуса». Стальная сфера погружалась все глубже, но наконец Рембо подал рычаг управления спуском вперед. И вновь экипаж батисферы почувствовал короткий толчок.

– Десять метров, – сообщил конструктор. – Самое время, чтобы как следует проверить работу всех узлов и приборов.

– Могу я чем-нибудь помочь? – Гумбольдт отстегнул ремень, поднялся с кресла и подошел к Рембо.

– Разумеется, мсье, – ответил Ипполит. – Уплотнительные прокладки и сварные швы еще совсем новые, а им требуется время, чтобы «привыкнуть» к высокому давлению. Необходимо проверить герметичность всех стыков и фланцев, а заодно и электропроводку. Океания займется запорами входного люка, а я зафиксирую показания измерительных приборов. Было бы неплохо, если бы вы диктовали мне цифры, чтобы я сверил их со своей таблицей. Так мы мигом установим, есть ли в работе механизмов какие-либо неполадки.

– С удовольствием. – Гумбольдт улыбнулся. – С чего начнем?

– Может, я тоже могу чем-нибудь помочь?

Оскар единственный не получил задания, и сразу же почувствовал себя лишним.

Но прежде чем он успел обидеться, Океания склонилась к нему и отстегнула ремни.

– Ты, наверно, решил, – прядь ее волос защекотала юноше щеку, – что мы взяли тебя с собой просто для развлечения? Ничего подобного! Давай-ка, помоги мне проверить герметичность люков и иллюминаторов.

Оскар мигом вскочил на ноги.

– Начинай с правого борта. Первым делом обращай внимание на состояние резиновых уплотнений. Стекло очень прочное, оно выдерживает до сотни атмосфер, но стыки могут подвести. Ни капли влаги не должно просачиваться внутрь. Но будь внимателен и не перепутай морскую воду с каплями конденсированной влаги, оседающей на стальных стенках от нашего дыхания. Конденсат – вполне обычное явление, но если где-нибудь появится струйка соленой воды – бей тревогу.

– Все ясно.

Оскар принялся осматривать резиновые уплотнения и сварные швы, сантиметр за сантиметром продвигаясь вдоль борта. С боковыми иллюминаторами все обстояло благополучно, и он переместился к широкому панорамному окну перед пультом управления. Океания быстро управилась со своей задачей и снова оказалась рядом.

– А что, Шарлотта – твоя подружка? – внезапно проговорила она.

Вопрос застал юношу врасплох.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне просто любопытно. Вы как-то не очень друг другу подходите.

– Ты так считаешь?

– Ну конечно! Шарлотта уже молодая женщина, а ты…

Оскар оторвался от работы.

– А что я?

Океания улыбнулась.

– Ты еще почти мальчишка. Извини, но сразу бросается в глаза, что у тебя нет никакого опыта в обращении с женщинами.

Оскар почувствовал, как краска заливает его лицо. Дома, в Берлине, он считался сердцеедом. Во всяком случае, ему всегда легко удавалось морочить девушкам голову. Почему же сейчас он не находит слов, чтобы ответить, как следовало бы, – весело, шутливо и слегка развязно? В то же время его молчание, кажется, пришлось по душе Океании. С улыбкой на лице она принялась за вентили.

Оскар прикусил губу. «Ох уж эти француженки, – подумал он. – Если бы все девушки были такими, как Океания, – пиши пропало».