Томас Тимайер - Дворец Посейдона

На лице Гумбольдта появилась довольная ухмылка.

– Эти двигатели внутреннего сгорания – сущая ерунда. У них нет будущего. Уж слишком они опасны и, кроме того, загрязняют воздух своей копотью. Слава старым добрым конным экипажам!

Вознеся эту хвалу каретам, пролеткам, кэбам и ландо, он обратился к кучеру:

– Пьер, сверните на бульвар Сен-Дени, а потом поезжайте в северном направлении. Нам нужно выбраться из города, прежде чем жандармы перекроют главные улицы.

Норвежец застыл над тлеющими останками своего автомобиля. Жар, исходивший от них, был невыносим. Едкий смрад горелой резины и кожи наполнял воздух. Черная завеса дыма продолжала висеть в воздухе, и даже порывы ветра с реки не могли ее рассеять.

Число зевак вокруг стремительно росло, но все они держались на почтительном расстоянии. Опасность представляли не только догорающие обломки автомобиля, но и этот худощавый рослый мужчина, сжимающий в руках неизвестное оружие.

Норвежец стиснул зубы. Непостижимо – жертве снова удалось ускользнуть. Буквально в последнюю секунду. И если в первый раз это можно было списать на случайность, то теперь Карл Фридрих фон Гумбольдт переиграл его по всем статьям.

Что же случилось?

Заметив, что ученый целится в него из арбалета, наемник немедленно укрылся за пуленепробиваемой обшивкой своей машины. В следующее мгновение раздался звук удара металла о металл. Гумбольдт целился в бак с горючим, и не промахнулся. Горючее хлынуло на раскаленную выхлопную трубу и мгновенно вспыхнуло.

Норвежец был совершенно уверен, что его моторный экипаж во всем превосходит конную пролетку. Но, оказывается, преимущество в скорости и надежности ничего не значит, если имеешь дело с противником, которому известны слабые места новейших транспортных средств. Ему никогда не забыть торжествующего взгляда ученого. Этот взгляд – словно слепящий блик света, неотступно раздражающий глаза.

Быстрым шагом Норвежец направился взглянуть на то место, где стояла пролетка беглецов. Он настигнет этого человека, даже если это будет последнее, что ему суждено сделать на свете. И неважно, получит ли он деньги или нет, – теперь это дело касается только его и Гумбольдта. Он настигнет этого странного выскочку и убьет самым изощренным из известных ему способов.

К счастью, еще в гостинице, когда он прятался в боковом коридоре, ему удалось подслушать обрывки разговора. Парень и девушка упомянули некоего Рембо в Гавре. Не так уж много, но ему приходилось работать и с меньшими крохами информации. Главное сейчас – обзавестись приличным транспортом.

Между тем толпа зевак вокруг значительно увеличилась – на него были устремлены десятки пар глаз. Норвежец вернулся к останкам автомобиля, поднял с земли свою шляпу и отряхнул ее от пыли. Но в тот самый момент, когда он водрузил серый стетсон на голову, толпа расступилась, пропуская конного жандарма. Темно-синяя униформа блюстителя порядка была идеально отутюжена, а эполеты блестели, словно сделанные из чистого золота. Подкрученные вверх усы этого напыщенного идиота подрагивали, когда он придержал коня и спешился.

– Разойдитесь, мадам и мсье, разойдитесь!

Широкими жестами он дал понять зевакам, чтобы они очистили место происшествия.

Когда толпа начала редеть, он приблизился к Норвежцу.

– Что здесь случилось, мсье? Откуда этот дым?

Взгляд наемника упал на коня жандарма. Это был гнедой арабский скакун с черной гривой. Сухая, благородной формы голова с высоким лбом и широко расставленными глазами и крупными ноздрями свидетельствовала о чистоте породы. Великолепный конь, выносливый и быстрый.

Жандарм напыжился.

– Отвечайте же!

Норвежец молниеносным движением вскинул свое оружие. С тупым звуком деревянный приклад врезался в челюсть жандарма. Все произошло так быстро, что у служителя закона не осталось ни одного шанса защититься. Его глаза закатились, и он мешком рухнул на землю.

Наемник невозмутимо забросил за плечо оружие и сумку, вскочил на коня и вставил ноги в стремена. У него была цель, и теперь появилось средство для ее достижения. Больше ничто его не удерживало в Париже.

Пришпорив коня, он поскакал прочь, направляясь на север, в Нормандию.

Афины, несколькими часами позже

Глаза старика не отрывались от листка бумаги. Известие, полученное из Парижа по телеграфу, едва ли могло способствовать снижению его кровяного давления. Он еще раз пробежал глазами эти несколько строчек, словно не в силах поверить тому, что в них сообщалось.