Грег Иган - Вечное Пламя

Но она уже знала ответ. Она снова почувствует голод – просто в силу привычки, – когда подойдет обычное для нее время завтрака. И тогда в середине дня ее голод будет в два раза острее и станет настолько ненасытным, что к вечеру она с трудом сможет заставить себя снова отказаться от еды. Ее тело никогда не испытывало на себе циклическое влияние растительного света по ночам и солнечного – днем, как это происходило на родной планете, – но суточный режим дня по-прежнему оставался самым простым распорядком дня, который можно было навязать ее телу. Если она позволит времени приема пищи выпасть из этого внутреннего ритма, то потеряет своего лучшего и надежнейшего союзника.

Она лежала в полудреме, укрывшись брезентом, и наблюдала за освещенными мхом часами, представляя рядом с собой Карло. Как он обнимает ее, дает имена их детям и обещает их любить и защищать, отгоняя ее голод прочь.

– Ни фейерверков, ни перебоев со светом, вообще никаких проблем, – сообщил Онесто.

Карла почувствовала облегчение.

– Спасибо. Надеюсь, свет не отвлекал тебя от работы. – Выбиваясь наружу, луч света наполнял комнату яркими пятнами и мрачными тенями, и хотя она вчера она уже успела к ним привыкнуть, сейчас ее глазам стало больно от увиденного контраста.

– Вовсе нет. – Онесто пытался восстановить записную книжку, принадлежавшую Сабино, одному из физиков первого поколения. Недавно она была обнаружена в плачевном состоянии, и Карла не завидовала тем дням, которые он провел за напряженным разглядыванием порванных страниц, покрытых смазанной краской.

Онесто отложил свои материалы и вышел. Непроверенных заданий у Карлы не осталось, поэтому она просто стояла и вычитывала конспекты для очередного занятия по оптике, пытаясь придумать, как объяснить студентам умопомрачительную неподатливость оптических проблем, до сих пор остающихся без решения, окончательно их не напугав. Большая часть преподаваемого ею материала не изменилась со времен Сабино – и хотя большая часть этого наследия, без сомнения, отличалась изяществом и последовательностью, и, вполне вероятно, заслуживала того, чтобы в неизменном виде передаваться от поколения к поколению, все остальное представляло собой едва доступную для понимания неразбериху.

Еще никому не удалось усовершенствовать уравнение Нерео, которое связывало свет с «активностью источника», приписываемой гипотетическим частицам, которые сам Нерео называл светородами; аналогичным образом уравнение Витторио связывало между собой силу тяготения и массу. Сабино доказал реальность силы, являющейся следствием уравнения Нерео, продемонстрировав, что она способна связать друг с другом две крупинки минерала, даже если их разделяет вполне заметное расстояние. Однако буквальное понимание всех идей Нерео вскоре стало производить на свет предсказания, которые просто не соответствовали действительности.

Чем бы ни являлись фундаментальные составляющие камня или цветка, они либо обладали свойством порождать свет, либо нет; подобное качество не могло просто так появляться и исчезать. Ряд математиков доказали, что «активность источника» сохраняется – с тем же успехом, что и сама энергия. Это означала, что материя должна была состоять из чего-то , обладающего активностью источника, иначе растения не могли бы светиться, а топливо – гореть. Проблема заключалась в том, что любой объект, обладающий активностью источника, должен постоянно излучать некоторое количество света – будь то видимый или нет; и помешать этому могла только абсолютная неподвижность – или столь же вероятный фокус с чистым высокочастотным колебанием. Но излучая свет, вещество должно было претерпевать изменения, компенсируя рост световой энергии увеличением энергии противоположного рода. Цветок мог использовать новообретенную энергию для производства пищи, но что делать камню? Камень вспыхивал, стоило только распылить над ним либератор, но почему он вообще нуждался в подобном толчке? Почему все соляритовые жилы просто-напросто не взорвались сами по себе, эоны тому назад?

Следуя своему же правилу, Карла воздерживалась даже от наблюдения за ходом эксперимента до тех пор, пока не завершится экспонирование. Когда двенадцать полных склянок остались позади, она встала на колени рядом с хрусталитовым контейнером и убедилась в том, что расположение спектра по-прежнему соответствовало исходным пометкам на бумаге; затем она встала и погасила соляритовую лампу. В углу мастерской Онесто зажег обычную огневитовую лампу; теперь, чтобы видеть отчетливо, Карла прибавила ей яркости.