Сергей Абрамов - Гея (1988)

Аспирант Кравцов — хмурый, давно не бритый — сидел на ступеньке жилого вагончика. Рядом сидел Воронин, весь в мокрой клеенке, только бледный нос торчал наружу, а на носу — очки. Он, Воронин, прилетел сюда неделю назад, как раз перед разливом. Не пожалел времени, чтобы удостовериться в своей правоте…

— Хоть бы ты обругал меня, — сказал Кравцов.

Воронин пожал плечами. К чему? Ничего страшного не произошло. Одной скважиной больше, одной меньше… Это вполне укладывалось в законные два с половиной процента на непредвиденные работы по смете нефтеразведки.

— Не вижу смысла, — ответил он простуженным голосом.

— Нет, скажи, — настаивал Кравцов. — Ты, как руководитель темы, просто обязан ткнуть меня носом…

— Перестань, Саша. Отрицательный результат имеет для науки определенную ценность. Это позволит точнее оценить месторождение. Ты сам знаешь.

— Великодушие победителя, — сердито буркнул Кравцов.

— Здесь не футбольный матч, в котором должны быть победитель и побежденный. Ты истолковал по-своему данные гравиметрической, сейсмической и аэрогеофизической разведки, а я не счел возможным стеснять твою свободу действий. От ошибок никто не гарантирован. И не устраивай, пожалуйста, трагедии.

— Оно конечно, — сказал Кравцов. — Ошибка одного безмозглого аспиранта еще не означает, что порочна теория. Распределение полезных ископаемых в коре имеет прямую связь с перемещением вещества в мантии — и никто меня не переубедит.

— А я что, отрицаю? — усмехнулся Воронин. — Я такой же мобилист, как и ты. Все тесно связано — от коры до ядра планеты. Но связь эта слишком неопределенна — пока! — чтобы придавать ей прикладное значение. Отсюда — он постучал каблуком по мокрой глине — до центра Земли целых шесть тысяч километров.

— Всего шесть тысяч, — с нажимом сказал Кравцов. — И уж если признавать, что внутренние, эндогенные процессы формируют лицо планеты, то пора, черт возьми, нащупать закономерности…

— Виктор Константинович, Саша! — позвал их буровой мастер Аленушкин. — Чай пить!

— Сейчас, — отозвался Воронин. — Послушай, Саша. Химическая модель земли — пока всего лишь теоретическая схема. Мы ничего не знаем достоверно об энергетике процессов, происходящих в мантии. Ты увлекся гипотезой и взялся за ее математическую разработку — очень хорошо. Ты отошел от темы диссертации и год просидел за расчетами — ладно, я не возражал и против этого. Тебе удалось высказать интересные мысли о гравитационной дифференциации, но математические выводы оказались… гм… даже слов не найду… Некое поле, которое ты рассчитал… Это твое поле — вроде корня четной степени: он всегда имеет два знака — плюс и минус. Так вот, в твоем решении, должно быть, не тот знак. Черт знает что там получается — изменение направления гравитации… горизонтальное падение какое-то…

Кравцов глядел в серую, затуманенную даль.

— Виктор, — сказал он, помолчав, — вот ты — человек искушенный… Скажи откровенно, нужен науке такой человек, как я?

— Что за чепуха. — Воронин зашевелился в своем мокром, холодно поблескивающем плаще. — Пойдем чаю попьем.

— Даю тебе слово, не буду обижаться — только откровенно…

— Ты идеалист, — сердито заявил Воронин. — Вечно во власти своих выдумок.

— Скажи еще — раб своих страстей, — усмехнулся Кравцов.

— Я сказал то, что хотел сказать. Наука требует сосредоточенности, а не мимолетных увлечений. А тебя вечно заносит.

— Идите чай пить, — снова позвал Аленушкин. Он сидел под навесом насосной и рубил ножом на широкой ладони кусочки сахара — все, что осталось от продовольствия.

— Я не хочу, — сказал Кравцов.

— Что — нефти нет, расстроился? Еще будет нефть. Много еще будет. Иди, иди, Саша. Всем налито.

Молча пили. Алюминиевые кружки обжигали руки.

Издалека донеслось стрекозиное гудение. Люди позадирали головы. Радист бережно отставил недопитую кружку и пошел в жилой вагончик — к рации. Гудение нарастало, но в сером небе ничего не было видно.

— Летит, — сказал Аленушкин. — Пойти место показать.

Он подоткнул полы плаща за пояс, взял шест с линялым флажком и сошел с бугра в воду, с усилием выдергивая сапоги из раскисшего грунта.

— Сейчас сядут, — сказал радист, выйдя из вагончика. — Просят собирать вещички.

Вертолет вынырнул из-под туч неожиданно близко. Аленушкин по колено в воде возился с шестом. Воткнул, пошатал рукой — прочно ли и, не торопясь, побрел вверх.

Мощная воздушная струя ударила в воду, взметнув огромный фонтан. Вертолет сел, винт замер, свесив гибкие двенадцатиметровые лопасти.