Сергей Абрамов - Гея (1988)

Стефан сверился с компасом у себя на руке и дал нам знак следовать за собой. Мы поплыли за ним. Капитану можно было не бояться за свои усы: не прошли мы и двадцати метров, как в свете прожекторов возникли неясные очертания, причудливые зубчатые формы, похожие на полуразрушенную стену. Мы приблизились. На дне, полузанесенный песком и тиной, появился окаменевший деревянный корпус античного корабля, а рядом торчали две очень современные лопаты.

Вход в помещения корабля за время отсутствия исследователей снова занесло, и пришлось взяться за лопаты. Мы работали попеременно и через час снова отрыли проход. Я думал, что мы войдем немедленно, но мои спутники знаками объяснили, что нужно подождать, пока осядет муть. Это время мы использовали для отдыха и обеда. Пища наша состояла из полужидких концентратов, выдавливаемых из тюбиков прямо в рот. Потом мы снова приблизились к кораблю.

Можете ли вы представить себе мое волнение? Я мысленно видел страшную битву и кровожадные лица фракийских пиратов, слышал вопли моряков и их призывы к своим богам, перенесся в то мгновение, когда разъяренный Понт поглотил корабль с его грузом. И одновременно я совершил путешествие по кораблю, по палубе и крутым лесенкам, где вот уже двадцать веков не ступала нога человека.

Помещение, куда мы проникли, было тесным, примерно три метра на три. В луче прожектора виднелись полузасыпанные песком, разрушенные предметы, несколько засмоленных ларцов, а в углу — целая груда маленьких, изящных амфор. Мои друзья принялись освобождать от песка один из ларцов: я предположил, что именно в таком ларце несколько месяцев назад была найдена рукопись Клитарха. Я же заняться амфорами. Усердно потрудившись, Васев с Каменевым вытащили ларец, а я — красивый запечатанный глиняный сосуд. Я попытался всплыть с этим тяжелым грузом, но это оказалось непосильной задачей. К счастью, Климент подумал обо всем. Он привязал к грузам шары с клапанами для регулирования давления, наполнил их сжатым воздухом из маленького баллона, и они плавно, словно в лифте, поплыли кверху. Мы последовали за ними.

Примерно через полчаса мы снова были на нашей «Камчии» и оживленно рассказывали о своих приключениях. Разумеется, я был возбужден больше всех: в этот день я пережил больше, чем за все тридцать лет моей жизни!

Заканчиваю свой отчет. Пусть читатели не гневаются, если найдут его недостаточно полным, если сочтут, что нужно было рассказать, какая рукопись и в каком ларце была найдена на этот раз, и что я мог бы написать еще многое о разносторонних возможностях, предоставляемых человеку аппаратом Васева и Каменева. Это так, я знаю.

Но пусть меня извинят. Во-первых, у меня не хватает смелости снова писать о рукописях, даже если я лично присутствовал при их открытии: стоит мне вспомнить о «ласковых» репликах по поводу «Истории» и о зловещем «хм» Божилова, и я начинаю дрожать так, как не дрожал, когда над головою у меня было полкилометра водяной толщи. Во-вторых, через час самолет унесет меня — меня, Страхила Смилова, бывшего «злополучного героя нашумевшего скандала с рукописью Клитарха», а ныне редактора журнала — в Бургас, дабы принять участие в новом опыте с аппаратом. На этот раз предстоит погружение на самую большую глубину в Черном море — две тысячи двести десять метров.

А вы, дорогие читатели, упустили бы такую возможность?

Перевод Зинаиды Бобырь

Атлантика. Сто шестьдесят миль от Дакара. Океан спокоен, нежится под африканским солнцем… На палубах "Колхиды" необычное оживление.

В кабельтове от судна на волнах покачивается экранолет "Нигерия" — из Дакара прибыли журналисты. Только что на борт из океанской пучины подняли девятерых глубоководников. Их окружили плотным кольцом: первые гидрокомбисты вызывали к себе жгучий интерес. Магнитофоны, кинокамеры, телестрики. Еще неизвестно, кому из девятерых рыбо-людей удалось достигнуть дна…