Нет у нас души. А если и есть, то не там, среди птиц. Она — внутри. То, что тянет нас вверх, в небо. Почему я не могу подпрыгнуть, оторваться от камня и хотя бы на мгновение зависнуть в воздухе? Почему на мгновение? Навсегда. Мгновение — это просто. И даже больше. Десять ударов сердца, пока летишь вниз. Хотя, говорят, сердце бьется быстрее, когда летишь и знаешь, что скоро конец.
Зачем мне вниз, если я хочу вверх? Зачем мне этот острый и твердый камень, о который размажется моя плоть? Зачем? Ветер зовет. Он дышит мне в лицо, теребит перья. «Пойдем, — говорит он, — ты будешь счастлив». Великий обманщик — ветер. Сначала он обещает держать тебя, а потом пугается своих обещаний и свищет в уши, крича, что он не виноват, что ты сам, что он просто хотел поиграть… Так говорят. Никто не знает точно.
Проверить легко. Шагнуть. Оттолкнуться от края и лететь… Кто мешает? Никто. Наоборот, все кричат, что надо испытать себя, свои силы, свой дух. Если же разобьешься, значит, твой дух не так уж и крепок. А они? А что они? Им еще рано. Они растят свой дух, еще идут по пути просветления. Им еще долго… Почему же тогда они выбирают достойного? Какое у них право на это?
Нет прав только у стоящего на краю. Не важно, по какой именно причине их выбор пал на тебя. Чем ты не угодил им. Важно, что они ждут твоего шага.
Нет, они не будут толкать тебя в спину. Они уверены, что ты сам шагнешь. Запоешь песню смерти, нелепо подпрыгнешь, в тщетной попытке удержаться за ветер, и полетишь вниз, как многие другие до тебя. Больше того. Ты сам уверен, что будет так.
Они не торопят тебя. Всегда есть время. Сколько раз ударит сердце прежде, чем ты решишься сделать последний шаг? Для того, кто уверен, что он действительно последний, — очень мало.
Почему они всегда побеждают? Что дает им власть? Не успеть найти ответ и не нужно. Я готов. У обреченного нет выбора. Но даже сейчас я не собираюсь петь — и меня нельзя заставить поверить в их бредни.
Я уйду молча. Лишь ветер будет свистеть и просить поиграть с ним. Злой, бездушный ветер.
Это всего лишь страх. Надо забыть о нем, свыкнуться с тем, что должно произойти. Оттолкнуться, расправить руки и лететь, лететь… Все десять ударов сердца.
Кто-то держит меня. Не отпускает, вцепившись в плечо. Я смотрю вправо. Я удивляюсь. Голые пальцы.
Это человек держит меня.
И первая мысль: «Как же они наносят краску, если им не на что ее наносить? Как определяют клан, к которому принадлежат? Как же неудобно жить им без наружного покрова, скрывающего твои мысли и чувства? Как сложно быть человеком…»
Я поворачиваюсь и смотрю в голое лицо. Хотя… Я не прав. Если внимательно присмотреться, то и на пальцах, всё еще не отпускающих меня, и на лице растут тонкие редкие шерстинки — память о том, от кого они произошли. На верху же головы, как и у всех людей, этой шерсти много. Она лежит неровными прядями и волнами, закручиваясь в разные стороны. И, как почти у всех людей, она темная и однообразная.
— Стой! — говорит человек.
Я жду, что он еще хочет сказать. Ведь не так просто человек остановил прыжок приобщения к духам. Может, мне предстоит иная судьба? Нет. Эту мысль, которая пробирает безумной радостью, надо загнать глубже и не давать ей воли. Те, кто ушел — ушли. Им нет пути назад.
— Почему ты стремишься умереть?! И почему вы не остановите его?! — гневно продолжает человек, обращаясь ко всем вокруг, с укором смотрящим на него.
— Человек. Ты лишний здесь, — бесстрастно говорит Чтец душ. — Уходи. Не мешай тому, что должно свершиться.
— Не-е-е-т. Я останусь. Уйдете вы. Вы все. Теперь это мое место.
Да, такие речи не для наших старейшин, у которых даже перья покрыты мхом от старости: весь ствол до очина. Никакой краской не заглушишь, всё равно зелень лезет. Как и их упрямство. И всё, что не так, как они хотят, отметается сразу. Они даже не думают — с чего бы человеку говорить такие слова. Вдруг, в чем-то он прав? И нам всем придется уйти отсюда.
Люди считают, что бумага дает им право на многое. У нас нет бумаг. Но и скалы, и ветер, и даже небо помнят, что это место наше. Всё, куда упал наш взгляд, всё, что мы видим вокруг, — наше. За теми вершинами — уже чужое. Это знают все. Но не люди.
Если раньше они лепили свои жилища вдоль моря, то теперь пришли сюда. И собираются выгнать нас. Нам некуда идти — это понятно всем. Так что уйти придется человеку. Но уйдет он не с пустыми руками: люди никогда не уходят без добычи. Но этот раз добыча — я. Здесь выбор прост: отдать никому не нужного возмутителя незыблемого или скалу приобщения к духам. Цена ухода мала. И только я знаю — человек вернется.
Читать дальше