Рэй Брэдбери - Из глубины глубин [Рассказы о морском змее. Том II]

Обратившись кормой к золотисто-розовому сиянию запада, он снялся с якоря.

Плывя в этом жемчужном и розовом свете вечерней зари, «Президент Гирлинг» прошел Пескадорские острова, потом достиг Тунг-Хай-Си и вошел через Корейский пролив в Японское море.

Теперь перед ним лежал прямой путь вперед, навстречу противному ветру, и предстояла борьба с неприветливым морем.

У Японского моря много своих фокусов. Начиная от Сахалина и до самых Курильских островов, от него добра не жди, — отсюда идет почти всякая непогода на Японском море. Громадная равнина Манчжурии посылает сюда целые полчища бурь и ветров, и даже сама Япония, этот барьер перед Тихим океаном, не представляет настоящей преграды на пути этих ураганов.

Грондааль хорошо знал это море, знал, чего можно ждать от него, и потому непогода не могла застать его здесь врасплох. В бурной воде работа над кабелем невозможна, и «Президенту Гирлингу» не раз случалось задерживаться здесь на целые недели, не приступая к работе из-за ненастья на море. Капитан не падал духом и теперь, предрекая, что вся эта непогода не более, как последние остатки уже заканчивающегося периода бурь.

И Грондааль оказался прав. На рассвете, когда они достигли цели своего плавания, Японское море лежало гладкое, словно поверхность огромного сапфира, и такое спокойное, каким бывает только в мертвый штиль.

Рейс «Президента Гирлинга». Кружком показано место повреждения кабеля, несколько севернее района наибольшей глубины его залегания.

Перед самым восходом солнца судно остановилось. Брейм стоял у решетчатых люков и следил за работой кельвиновского аппарата для измерения глубины моря: с катушки трехмильного провода спускали лот. Тут же находился Стеффансон, готовясь сделать отметки о глубине.

Раздался шум машины, пущенной в ход, чтобы выбросить лот. Лот показал глубину в одну милю с четвертью и явные признаки того, что дно было каменистым.

Тут взялся за дело Брейм и начал установку первой отметки буем. Буй был закинут при помощи грибовидного якоря с канатом, длиною свыше мили с четвертью. Потом судно отошло в сторону и, пройдя милю к востоку, выкинуло второй буй. Оба буя были снабжены лампочками на случай, если бы работу не удалось окончить до наступления темноты. Кабель должен был находиться на дне морском, где-нибудь между этими двумя буями.

Стоя на носу, у бимсов, Брейм отдавал оттуда нужные распоряжения, пока с якорного каната спускали в море грапнель — весь сплошь из стали, бреймовский, патентованный, никогда не отпускающий пойманный кабель грапнель. Канат, выдерживавший напряжение в двадцать тонн, разматываясь с барабана, проходил через динамометр, так что можно было в любой момент видеть степень его напряжения. С корабля он свешивался через особое колесо на бимсах, между брашпиль-бимсами [10], установленное в том же месте, где обыкновенно приходится бугшприт.

Когда грапнель достиг глубины, громыхающий барабан, наконец, прекратил свое вращение. Брейм поднял руку, в машинном отделении зазвенел сигнал, и «Президент Гирлинг» медленно, совсем неслышным ходом стал продвигаться назад, по направлению к первому отметному бую.

Грапнель, тащась по морскому дну в поисках за кабелем, задевал на своем пути решительно за все, — и за скалы, и за коралловые рифы, — и все одолеваемые им на ходу препятствия отмечались на громадном циферблате динамометра подпрыгиванием стрелки. В спокойном состоянии стрелка имела постоянное указание на двух тоннах напряжения: это была тяжесть каната, взвешенного в морской воде.

Было восемь часов утра. Грондааль вместе с электриками и со старшим офицером судна спустился завтракать, оставив Брейма одного на его посту около бимсов, на носу, и поручив третьему офицеру вахту на мостике.

Кают-компания была уютная, просторная, красиво обставленная комната с длинным, человек на двадцать, столом посредине. В это утро, вся купаясь в ярких лучах солнца, она казалась особенно красивой, а Грондааль был особенно хорошо настроен. Ведь это же он напророчил хорошую погоду, и сияющий день доставлял ему необычайное удовольствие.

За едой разговаривали о море.

— Я вот уже двадцать лет, как работаю в этом деле, — говорил старший офицер Джонсон, — а еще никогда не видал, чтобы за грапнель зацепился хоть какой-нибудь из затонувших обломков кораблекрушений. Возьмите количество кораблекрушений за один год, помножьте это число на двадцать, и вы получите представление о том, что полегло на дне моря за последние двадцать лет. Ведь это дно, можно сказать, вымощено обломками кораблей. Так уж, казалось бы, должны же они нацепляться на грапнель. А на самом деле, что получается? А? Что вы скажете?