Игнатий Потапенко - Ход больших чисел [Фантастика Серебряного века. Том II]

Потом пошла к себе.

Долго сидела в одиночестве. Вечерний чай был допит, Григорий Александрович не пришел. Она ждала его.

— А может быть, все разъяснится. Я спрошу его. Будет опять хорошо.

Было уже <1/2> часов ночи, когда она спустилась с террасы. Было тихо и влажно. Над вершинами дерев стояла царственная луна, неотразимая в своем влиянии. Елена Владимировна вышла в светлую полосу; закинув голову, глядела на луну, и луна покрыла ее серебряным, мглистым своим покровом. Дивно ей стало. Все дневное отступало. Действительность исчезла. Страна призраков и духов открылась ей. Иным биением ощутила она пульсы жизни. В ее душе возникла великая решимость, желание борьбы и неведомых страстей.

Глухо застонала она, как стонут под влиянием темных кошмаров весенних ночей. Словно звериные звуки вышли из уст ее.

Николай Сергеевич Орлов приехал к завтраку. Встретились, как старые знакомые, просто и сердечно. После кофе, Елена Владимировна приказала запрячь шарабан и предложила Орлову с ней совершить маленькую прогулку. Правила она сама.

— Зачем вы меня звали? — спросил Николай Сергеевич, когда они выехали из деревни. И тот круг скрытых интересов и страстей, которым были связаны эти люди, внезапно обнаружился.

— Узнаете сейчас, — ответила ему быстро Елена Владимировна и шибко погнала лошадь по дороге.

Они приехали в лощину небольшой речки, которая вилась среди холмов. Кругом был лес. На одной из полян у большого серого камня оставила лошадь Елена Владимировна, и вышли из экипажа.

— Привяжите где-нибудь лошадь, — сказала она Орлову, не глядя на него.

И когда он сделал приказанное, они повернула к нему свое гордое лицо и сказала глухим голосом:

— Скажите мне, что произошло здесь три года тому назад? Вы должны.

Она была очень бледна. Николай Сергеевич потупился. Странная усмешка скривила его губы.

— Вы же сами знаете, — сказал он нехотя.

— Я знаю только, что здесь была найдена с огнестрельной раной в груди Ксения Тростницкая. Рядом с ней был найден револьвер и притом ее револьвер. Оседланный конь был привязан в кустах. Она была странная девушка. Поздно ночью любила ездить верхом по полям и лесу. Она никого не боялась. Дома у нее нашли записку с просьбой похоронить ее там, где ее найдут мертвой. Следовательно, самоубийство было обдумано заранее. Этот камень лежит на ее могиле. Вот все, что я знаю.

Елена Владимировна замолчала и опять посмотрела на Орлова своим приказывающим взглядом.

— Только это? — спросил он ее. Что-то дрогнуло в его лице.

— Я слышала еще, что Григорий Александрович ухаживал до нашей свадьбы за Ксенией. Он часто сопровождал ее на прогулках верхом. Я это слышала мельком. Я никогда не говорила об этом с Григорием Александровичем. Слушать же от других мне было неприятно.

— Зачем же вы меня расспрашиваете?

— Теперь я должна знать.

Орлов по-прежнему стоял, потупившись, медленно вращал большой перстень на мизинце. Елена Владимировна подошла к нему почти вплотную. Глаза ее горели.

— Вы скажете.

— Нет, — сказал он и в упор поглядел ей в глаза.

Оболенская отошла от него и после некоторого молчания сказала:

— Вы когда-то клялись мне в вечной любви, Николай Сергеевич. Вы мне сказали один раз, что я могу потребовать у вас всего, что я захочу, и вы исполните. Если вы любите меня, Николай Сергеевич, сейчас, если вы не хотите, чтобы я считала вас за лжеца, вы скажете.

— Я люблю вас до сих пор, — тихо произнес Орлов.

— Так говорите.

— Но это непорядочно, — голос его дрожал.

— Говорите, я вам приказываю.

— Хорошо, извольте, все, что я знаю. В ту ночь, когда была найдена мертвой Ксения Тростницкая, Григорий Александрович был у меня.

— У вас?

— Да, он пришел очень поздно, часов в 12, необычайное несколько время. Но он делал тоже вообще много странных вещей. К тому же он, наверное, знал, что я не сплю. И еще он знал, что он неприятен мне. Я хорошо помню этот вечер. Я шагал по моей террасе и смотрел на бледную полную луну на кротких, бледных небесах. Григорий Александрович появился как-то внезапно. Впрочем, может быть, я был рассеян. Руки его были очень горячие, а сам он очень бледен, бледнее луны, и говорил он странно в тот вечер и голос его дрожал. Я угощал его вином и он пил, но вино не пьянило его. Я глядел на него и не понимал, что с ним, зачем этот нервный смех и острые жуткие глаза. Под утро он попросил разрешения переночевать, говоря, что ему страшно идти одному лесом. Когда на другой день я проснулся, его уже не было. Постель была не смята. А потом я узнал, что Ксения убита.