Борис Никонов - Книга семи печатей [Фантастика Серебряного века. Том VI]

Дворецкий, больно выворачивая руки ослабевшей девушке, поставил ее на ноги и поволок куда-то, изрыгая проклятия, какие слышит Париж тогда, когда перед тюрьмой Рокетт в утреннем тумане маячит силуэт «красной вдовы»… гильотины.

…А наутро от крыльца дворца тронулась карета, запряженная четверкой рысаков.

Княгиня отправлялась к торжественной рождественской обедне и никто, смотря на ее прекрасное и гордое лицо и величественную фигуру, коленопреклоненную в молитвенном экстазе, не знал, что палач, жестокий и беспощадный мститель, молится вместе с народом.

лизился вечер.

В старом замке графа Людвига фон Штеллингена шли приготовления к обычному осеннему пиру.

Каждый год, когда с полей снималась жатва и поспевало молодое вино, а по сжатым полям становилось легко и удобно гоняться за зверьем, — граф Людвиг созывал в гости соседних баронов. Целый день он с гостями рыскал по полям и лесам за дичью, а вечером в старом замке зажигались огни и начиналось шумное пированье.

Граф Людвиг и его гости были еще на охоте, когда в замке уже начались хозяйственные хлопоты и суета. Многочисленные прислужники бегали взад и вперед по обоим дворам замка, наружному и внутреннему, и сновали в обширных, мрачных и холодных покоях главного фасада, над которым возвышалась сторожевая башня. Подъемные мосты то и дело поднимались и опускались со скрипом и визгом на своих ржавых цепях: в замок прибывали семьи приглашенных рыцарей — их жены, дети, пажи и многочисленная прислуга. Нужно было принять всех их, помочь вылезти из экипажей, провести в назначенные комнаты, указать умывальные помещения и подать новоприбывшим горячего вина с пряностями в ожидании пира.

Все это создавало большую суету, не говоря уже о приготовлениях к самому пиру.

Приехавшие гости, в особенности дамы, подмечали и подвергали осуждению явный беспорядок, царивший в этой хозяйственной сутолоке. Прием гостей шел плохо и бестолково, без понимания дела. Слуги суетились зря, без надобности входили в покои, а между тем нельзя было ничего добиться своевременно. Были допущены даже такие явные бестактности, как помещение в одной и той же комнате двух враждовавших дам: баронессы фон Гуттен и графини Эммы фон Швальбе.

К слову сказать, в замке Штеллинген подобные непорядки были заурядным явлением. Но хуже всего было то, что они усиливались с каждым годом. И если бы не уважение к благородному и знаменитому графу Людвигу, его соседи и не подумали бы заглядывать в его замок.

Ни для кого не было секретом, в чем крылась причина всего этого: все знали, что в замке не было хозяйки, потому что супруга графа Людвига, графиня Берта, была — не от мира сего.

Она дни и ночи проводила в служении окрестной бедноте: ухаживала за больными, лечила их, нянчилась с их детьми, устраивала странноприимные дома для нищих и бродяг, кормила их, — и на домашние дела, на собственное хозяйство у нее уже не оставалось времени.

Окрестные бедняки считали графиню святой и приписывали ей способность творить чудеса. В знатных же кругах, в обществе соседних герцогов и баронов, Берту называли просто сумасшедшей и… колдуньей. Ее презирали и немного побаивались. А графа Людвига считали очень несчастным в семейной жизни.

Последнее было совершенно справедливо. Граф Людвиг страстно любил свою жену и хотел бы, чтобы она всегда была нераздельно с ним и любила бы только его одного. Между тем, графиня нередко покидала его на долгие часы, и граф, беспокоясь и боясь за нее, тщетно ждал ее, томился и проклинал бедняков, которые отнимали у него жену. С каждым днем он становился все мрачнее и мрачнее, и ходили слухи, что он собирался с горя отправиться в крестовый поход.

Сегодня, еще до приезда гостей, граф Людвиг приказал жене быть непременно весь день дома и никуда не отлучаться. Но графиня, видя его собравшимся на охоту, улыбнулась и спросила:

— Ты поедешь с гостями охотиться?

— Да, — ответил граф. — Ты же знаешь это…

— Ты бьешь на охоте диких и страшных вепрей, — задумчиво продолжала графиня. — У меня есть свои злые вепри: чужое страдание и нищета. Я, как и ты, свою веду борьбу… Зачем же ты отнимаешь у меня и оружие, и силу духа, и свободу, и делаешь меня жалкой и бездеятельной рабыней?