Орасио Кирога - Вампиры пустыни [Том I]

— Что случилось? — спросил Уэдерберн, приоткрыв глаза, и тут же закрыл их снова.

— Бегите живей, скажите Энни, пусть сейчас же идет сюда, а потом за доктором Хэддоном, — сказала она поденщику. И добавила, видя, что тот медлит: — Я все расскажу, как только вы вернетесь.

Вскоре Уэдерберн вновь открыл глаза. Заметив, что его тревожит необычайность его позы, она объяснила:

— Вам стало дурно в оранжерее.

— А орхидея?

— Я пригляжу за ней.

Уэдерберн потерял много крови, но, в общем, особенно не пострадал. Ему дали выпить коньяку с каким-то розовым мясным экстрактом и уложили в постель. Экономка вкратце рассказала доктору Хэддону обо всем, что произошло.

— Сходите в оранжерею и посмотрите сами, — предложила она.

Холодный воздух врывался в открытую дверь, приторный запах почти исчез. Воздушные корешки, разорванные и уже увядшие, валялись среди темных пятен на кирпичном полу. Ствол орхидеи сломался при падении горшка. Края лепестков сморщились и побурели. Доктор наклонился было разглядеть их получше, заметил, что один из воздушных корешков еще слабо шевелится, — и передумал.

На следующее утро странная орхидея все еще лежала там, почерневшая, испускающая запах гнили. От утреннего ветерка дверь поминутно хлопала, и весь выводок орхидей Уэдерберна съежился и завял. Зато сам Уэдерберн, лежа у себя в спальне, ликовал, упиваясь рассказами о своем необыкновенном приключении.

Пер. М. Фоменко

Приняв предложение Международной нефтяной компании занять должность полевого палеонтолога на нефтяном месторождении в Перу, у Талары, я и не подозревал, какие поразительные впечатления и удивительные приключения меня ожидают!

Как правило, жизнь палеонтолога не назовешь волнующей или авантюрной. Собственно говоря, едва ли существует другая область науки, столь мало связанная с приключениями, опасностями или захватывающими переживаниями. Окаменелости, конечно, представляют большой интерес для опытного ученого, но что в них может быть опасного? Они не избегают людей, не прячутся от них. Помимо заурядных и вполне ожидаемых трудностей лагерной жизни и полевой работы, охота за окаменелостями — вероятно, самая безопасная и невинная из профессий. А поскольку мне предстояло изучать мельчайшие и наиболее распространенные окаменелости — а именно диатомеи и фораминиферы (наличие определенных видов этих крошечных окаменевших организмов напрямую связано с залежами нефти) — и поскольку мой охотничий участок находился в пустыне, где не водятся ни дикие животные, ни дикари, в непосредственной близости от вечно деятельных нефтеочистительных заводов, скважин, насосных установок и хорошо обустроенной «базы» или городка, мне и в голову не могла прийти мысль о чем-либо необычном, волнующем или опасном. Предположи кто-нибудь такое, и я бы поднял его на смех. Но судьба бывает такой странной и причудливой в своих проявлениях, что через несколько месяцев после прибытия в Талару я пережил самые диковинные и даже непредставимые события, с какими когда-либо сталкивался человек. Не будь эти факты ныне хорошо известны и изложены в кратких сообщениях газет, я и не осмелился бы, вероятно, о них писать из боязни, что меня примут за сочинителя-фантазера, выдающего выдумки за действительность. Но я считаю, что подобные события могут повториться — точнее, вероятней всего повторятся — где-либо еще, не обязательно в Перу, что грозит гибелью многим людям и даже целым селениям и городам; поэтому я убежден, что публика должна быть ознакомлена со всеми деталями и подробностями случившегося и быть подготовлена к тому, что нечто подобное может произойти вновь.

Но прежде, чем приступить к рассказу, мне хотелось бы сказать, что похвалы, которыми осыпали меня в связи с решением «неразрешимой» и ужасной загадки и спасением жизни сотен, если не тысяч, мужчин и женщин, незаслуженны. Любой человек, обладающий научной подготовкой, некоторыми познаниями в зоологии и интересом к необычным формам животной и растительной жизни, мог бы сделать гораздо больше. Все получилось совершенно случайно: я оказался на месте, вовремя проявил научное любопытство и всегда глубоко интересовался тропической ботаникой. До тех пор ни мне, ни кому-либо другому это не казалось сколько-нибудь важным. Во-первых, я никогда не бывал в тропиках, а во-вторых, моей областью являлась палеонтология, и мои исследования ограничивались палеонтологией беспозвоночных. Но я невольно чувствую, что мой любительский интерес к растительной жизни был пробужден Всевышним с единственной целью столь удачного его применения на практике.