Пол Андерсон - Пятнадцать рассказов

Все это не очень красиво и совсем не величественно, и я никак не могу простить себе, что посадил под душ того паренька. Насколько мне известно, он жив, но навсегда останется калекой.

В следующий раз будут приняты более действенные меры предосторожности, обещают ученые. Но за эти обещания я не дам и ломаного гроша. Я никому и ничему не верю.

Если погибнет еще один город, как погибла ты, Ева, то «проект» будет заморожен. Но я не верю, что навсегда. Его авторы и исполнители сумеют выйти сухими из воды и снова возьмутся за старое.

Пока мы, люди, способны на такое, я не смогу поверить, что для демографической проблемы нет иного решения, кроме создания островов.

Между прочим, я считаю, что в наше время плотность населения можно контролировать, как контролируется все на свете. За такой контроль я и сам проголосую, создав новую личность, и даже не одну — пусть только объявят референдум. Пускай строят новые «пузыри», пускай осваивают околоземное пространство — но никаких Румоко. Людям еще рано играть в такие игрушки.

Вот почему я, Фрэнсис С. Фитцджеральд, даю слово: никогда из пучины морской не появится уродливая макушка третьего Румоко.

Впервые с тех пор, как меня не стало, я возьмусь за серьезное дело не по просьбе Уэлша, а по собственной инициативе. И не потому, что я такой альтруист: просто мне кажется, я в долгу у человечества, на теле которого я паразитирую.

Пользуясь выгодами своего положения, я раз и навсегда покончу с искусственными вулканами.

Каким образом, спросите вы?

В самом крайнем случае, я превращу Сына Румоко во второй Кракатау. В последние недели Центральный, а значит, и я узнал о вулканизме очень много нового.

Я изменю расстановку ядерных зарядов. Рождение нового монстра будет сопровождаться сейсмическими толчками невиданной силы.

Возможно, при этом погибнет немало людей. Но и без моего вмешательства Румоко II наверняка уничтожит не меньше человеческих жизней, чем Румоко I.

Я надеюсь, на этот раз мне удастся проникнуть в верхний эшелон руководства «проектом». Наверняка, следствие, которое ведет Конгресс, вызовет значительные кадровые перестановки. Появится много вакансий. А если учесть, что я и сам могу создавать вакансии…

Человечеству будет за что благодарить отцов «проекта», когда потрескается несколько сфер, а над Атлантикой вырастет огнедышащий Эверест. Вас, читатель, забавляет моя самонадеянность? Смею вас заверить: я не бросаю слов на ветер.

Блесна полетела за борт. Билл глотнул апельсинового сока, а я сигаретного дыма.

— Так говоришь, инженер-консультант? — спросил он.

— Угу.

— А не страшновато?

— Не привыкать.

— Ну, ты молодец. А я, знаешь, жалею, что в жизни ничего не происходит.

— Не жалей. Оно того не стоит.

Я смотрел в пучину, способную порождать чудовищ. Волны лизали край восходящего солнца; ветер был ласков и прохладен. День обещал быть прекрасным.

— Так говоришь, подрывные работы? — спросил он. — Занятно.

И я, Иуда Искариот, посмотрел на него и сказал:

— У меня клюет. Давай-ка бидон.

— И у меня! Погоди-ка!

По палубе, словно пригоршня серебряных долларов, рассыпался день. Вытащив рыбину из воды, я убил ее ударом палки по голове. Чтобы не мучилась.

Снова и снова я твердил себе: «Тебя нет!». Но не мог в это поверить, как ни старался.

Ева, Ева…

Прости меня, любовь моя. Как хочется, чтобы на мой лоб снова легла твоя рука…

Как прекрасно это серебро! И волны — синие и зеленые. И свет. Как прекрасен свет!

Прости меня…

— Клюет!

— Спасибо.

Я подсек. «Протей» медленно несло течением.

Все мы смертны, подумал я.

Но от этой мысли мне не стало легче.

Перед Рождеством я снова послал открытку Дону Уэлшу.

Не спрашивайте, зачем я это сделал.

Грэхем Кракен лежал на смертном одре. Сквозь туман, застилавший глаза, он обшаривал взглядом ставший вдруг необычайно высоким потолок и вслушивался в слова утешения.

— Все шансы на вашей стороне, — говорил врач. Кровать, казалось, напряглась под Кракеном. Дружины матраца стали вдруг жесткими.

— Придет день… — Голос врача доносился до него словно приглушенный металлический звон. — Придет день, когда медицинская наука настолько уйдет вперед, что вас смогут оживить. Тем временем ваше замороженное тело будет в целости сохранено. — Металлический звон становился все глуше. — Придет день, когда наука восстановит ваше тело, и вы будете жить снова.