Ашот Шайбон - Капитаны космического океана

- Как можно усомниться в словах столь известных людей, как отец и сын Аденцы, Труберанц, Славянский?! - восклицал Халид Халар.

- Наконец, существуют и вещественные доказательства - те же самые иероглифы, выжженные на скале! - подхватывал Андор Мосал.

- Да и рассказ Николая Бардина вряд ли является плодом его фантазии, - соглашался и Арчибальд Мейзингер.

Но уже минуту спустя они бросались в другую крайность.

- Устные показания еще ничего не доказывают, - хмуро заявлял Андор Мосал.

- Мало того, откуда нам знать, что эти иероглифы на скале - не шутка какого-нибудь весельчака-гримальдийца? - робко предполагал Халед Халар.

- И все это словно бы делается исключительно ради подтверждения гипотезы Славянского! - изрекал Арчибальд Мейзингер.

- Но, господа, мне кажется, что мы все слишком вдаемся в сомнения, - после недолгой паузы вновь подавал голос Халар.

- Надо непременно поговорить с Уайдом Брандом, - тут же предлагал Халар. - Говорят, он целых два года прожил бок о бок с этим йокайакибровцем!..

- Да, непременно! - соглашался Мейзингер. - И с этой мадам Руже тоже!

На следующем заседании первое слово предоставили Уайду Бранду.

Он начал очень издалека. Рассказал о том, как нашел сначала в заснеженных горах осколки непонятного метеорита, а затем и самого Аки Оки - рядом с телами двух его погибших товарищей. Рассказал и о том, что осколки «метеорита» представляли собой смесь платины с драгоценными камнями, благодаря чему он сумел значительно увеличить свое благосостояние. Рассказал и о некоем аппарате Аки Оки, который они спрятали в горах перед тем, как отправиться в Москву. Аппарат этот очень напоминал радиопередатчик… Рассказал норвежский учитель и о том, что произошло на Острове Грез, а также о «великодушии» мадам Руже, когда он и Аки Оки, проживая в ее зверинце, вынуждены были сносить все капризы этой женщины…

На этот фрагмент рассказа Уайда Бранда присутствовавшая на заседании мадам Руже никак не отреагировала.

- Таким образом, единственным человеком, который пришел проводить меня и Аки Оки, была мадам Руже, - тем временем продолжал рассказывать норвежец. - Корабль был зафрахтован специально для нас и был нагружен всем тем, что могло понадобиться нам для отшельнической жизни на Тасмании. Во время плавания я понял, что после смерти Нетти Вудкок Аки Оки возненавидел меня, а если даже не возненавидел, то по крайней мере начал презирать… Экипаж нашего судна боялся Аки Оки и старался не встречаться с ним. Каждый вечер с наступлением темноты Аки Оки выходил из своей каюты на палубу, поднимался на мачту и, разместившись на рее, смотрел в звездное небо. Он мог очень долго сидеть вот так - совершенно неподвижно.

Наша размолвка страшно мучила меня, я просто места себе не находил от обиды. Шли дни. Я сам кормил Аки Оки, принося ему в каюту еду, которую забирал у юного помощника кока. Как-то однажды этот бедный мальчик осмелился заговорить со мной.

«Сэр, - сказал он, - наши матросы говорят, что этот ваш человекообразный приятель когда-нибудь просто растерзает нас!..»

Я стал успокаивать его, говоря, что Аки Оки очень добрый человек.

«Человек?!» - выпучил глаза мальчик и сразу убежал.

Прошло еще несколько дней. Экипаж стал относиться ко мне неприязненно. Я попытался сблизиться с ними, но безуспешно. Вскоре капитан прямо предупредил меня:

«Сэр, если вы дорожите своей жизнью, то вам лучше избегать общества матросов».

«Почему?» - спросил я.

«Ваш спутник, которого вы считаете человеком, оскорбляет их чувства и самолюбие…»

Я понял, что тучи сгущаются, что матросы готовы взорваться. Жизнь Аки Оки находилась в опасности.

Только одно успокаивало меня: две трети своего вознаграждения капитан и экипаж должны были получить от мадам Руже только по возвращении, да и то если я напишу письмо о том, что все прошло благополучно.

Я не спускал глаз с Аки Оки, а по ночам выходил вслед за ним на палубу и постоянно следил за ним.

А вскоре после этого произошел один случай, который изменил все, а матросы поняли, что Аки Оки намного умнее и благороднее, намного человечнее, чем все мы.

Была лунная ночь, наше судно лениво качалось на волнах. Я вслед за Аки Оки вышел на палубу. Неприязнь Аки Оки ко мне все еще сохранялась. Да, не забыть бы сказать, что при всей своей неприязни ко мне в эти дни Аки Оки тоже не переставал следить за мной.

Когда я вышел на палубу, мне показалось, что я заметил несколько теней, мелькнувших вслед Аки Оки. Тот в это время расположился на носу корабля и смотрел на расходящийся от форштевня белопенный бурун.