Роберт Шекли: Задать вопрос

Ответчик знал, что такое расстояние и что такое место. И все же не мог ответить на вопрос. Расстояние существовало, но не так, как казалось этим существам. И разные места были вовсе не тем, что они думали.

— Сформулируйте вопрос как-нибудь иначе, — с надеждой попросил Ответчик.

— Почему здесь мы короткие, — спросил один, — а там длинные? Почему мы толстые здесь и маленькие там? Почему звезды холодные?

Ответчик знал все это. Он знал, почему звезды холодные, но не мог объяснить, ограничившись понятиями холода и звезд.

— Почему справедлив закон восемнадцати? — спросил другой. — Почему, как только восемнадцать соберутся вместе, сразу появляется девятнадцатый?

И этот вопрос был лишь частью другого, большего вопроса, который так и не был задан.

По закону восемнадцати появился еще один, и все девятнадцать исчезли.

Ответчик бормотал про себя правильные вопросы и отвечал на них.

— Ну вот, — сказал Морран, — наконец-то.

Он похлопал Лингмана по плечу — слегка, потому что Лингман едва стоял на ногах. Старый биолог устал. Черты лица у него заострились, кожа пожелтела и высохла. Желтые, торчащие вперед зубы, маленький плоский нос, резко очерченные скулы — казалось, череп проглядывает наружу.

— Идем, — сказал Лингман. Он не хотел терять время попусту. У него просто не было времени.

Они продвигались в шлемах по узенькой тропинке.

— Не так быстро, — прошептал Лингман.

— Конечно, — сказал Морран и замедлил шаг. Они пошли рядом по чуть заметной дорожке, протоптанной на планете, непохожей на остальные планеты, парящей в одиночестве под солнцем, непохожим на другие солнца.

— Теперь наверх, — сказал Морран. Легенды говорили, что тропинка ведет к лестнице, лестница — на площадку, а там — Ответчик.

Для них Ответчик оказался белым экраном в каменной стене. С их точки зрения, он был так прост — проще некуда.

Лингман сжал трясущиеся руки. Завершался труд целой жизни: споры, выколачивание денег, долгое изучение древних легенд — и, наконец, настал час.

— Помни, — сказал он Моррану, — мы будем ошеломлены. Мы и помыслить не можем, какова истина в действительности.

— Я готов, — сказал Морран; глаза его сияли.

— Прекрасно. Ответчик, — произнес Лингман тоненьким дрожащим голоском, — скажи нам, что такое жизнь?

У них в головах зазвучал голос:

— Вопрос лишен смысла. Жизнь — только одно из проявлений более общих законов. Вне этих законов она необъяснима.

— Какие же законы включают в себя жизнь? — спросил Лингман.

— На вопрос в такой форме нельзя ответить. Задающий его по-прежнему смотрит на жизнь со своей ограниченной точки зрения.

— Тогда объясни по-своему, — вмешался Морран.

— Ответчик может отвечать только на заданные вопросы, — и, произнеся это. Ответчик вновь подумал об ограничении, которое создатели наложили на него.

Тишина.

— Расширяется ли Вселенная? — уверенно спросил Морран.

— Термин «расширение» в данном контексте неприменим. В том смысле, в каком вы понимаете Вселенную, она не более чем иллюзия.

— Но хоть что-нибудь мы можем узнать? — спросил Морран.

— Я могу ответить на любой корректный вопрос о природе вещей.

Люди переглянулись.

— Кажется, я понимаю, что он имеет в виду, — печально проговорил Лингман. — Наши главные гипотезы неверны. Все до единой.

— Не может быть, — сказал Морран. — Физика, биология…

— Полуправда, — ответил Лингман с усталостью в голосе. — Хоть это мы выяснили. Теперь мы знаем, что наши выводы из наблюдений неверны.

— А жизнь — он и вправду знает, что такое жизнь?

— Смотри, — сказал Лингман, — допустим, ты спрашиваешь: «Почему я родился под созвездием Скорпиона, под знаком Сатурна?». Я не смогу объяснить тебе это, прибегая только к понятию Зодиака. Одним Зодиаком тут не обойдешься.

— Понимаю, — медленно произнес Морран. — Он не может отвечать на вопросы, оставаясь в рамках наших предположений.

— Вот-вот. А изменить наши предположения он не в силах. Он может лишь ответить на корректный вопрос, но, чтобы задать его, нужны знания, которых, похоже, у нас нет.

— Выходит, что мы не в состоянии даже поставить вопрос? Не верю я в это. Хоть какие-то основы мы должны знать?

Морран повернулся к Ответчику.

— Что такое смерть?

— Это антропоморфизм. Я не могу его объяснить.

Смерть — это антропоморфизм! — воскликнул Морран, и Лингман быстро обернулся. — Кажется, мы продвигаемся!

— Может ли антропоморфизм отражать действительность? — спросил Лингман.