Андрей Ливадный - Зона отчуждения

Он выбросил окурок, который прочертил во тьме огненную дугу и рассыпался снопом гаснущих искр.

– Мне трудно представить Землю, Джон, но я понял одно: там у тебя не было выбора, – здесь же он есть. Прекрати думать, как баран, идущий на убой вместе с остальным стадом. Я предлагаю тебе сесть в рубку серв-машины не потому, что считаю тебя потенциальным предателем… – Он взглянул на часы. – Меньше чем через сутки ваши крейсеры начнут посадку в космопорту Кьюига. Если они сделают это беспрепятственно, смогут высадить десант, отремонтироваться и вновь уйти в космос, в дальнейшем все выйдет именно так, как ты сказал: бойня будет продолжаться долгие годы, и мало кто из нас сумеет дожить до ее финала.

– А что будет, если мы остановим силы Горнева? Что изменится от этого?! – Губы Хански дрожали, потому что он, при всем прежнем самообладании, сейчас балансировал на грани истерического срыва. Сказывался психологический прессинг долгих переходов через сельву, внезапного, ожесточенного боя и неожиданного поражения…

– Изменится баланс сил, – ответил ему Нечаев. – Мне непонятно, почему я должен объяснять офицеру космофлота, что такое война в космическом пространстве?

Хански смотрел на него, пытаясь унять распоясавшиеся вдруг чувства, – он действительно плохо соображал в этот момент, потому что остро осознавал: этот парень, которому еще наверняка нет и тридцати, ни в одной из своих черт не отражает тот образ полудикого, злобного туземца-мутанта, который рисовала им пропаганда.

– Никто в колониях не готовился к войне, – наблюдая его замешательство, произнес Вадим. – Мы помнили о Земле, но варились в собственных проблемах выживания. Наша техника и технологии не имели военного уклона, но, тем не менее, Дабог вам взять не удалось, там на орбитах уничтожен целый ударный флот, затем планета Элио сумела отбить атаку, и вот основные силы Альянса на наших орбитах. – Нечаев рассуждал вслух, формулируя эти выкладки, в том числе и для себя самого, потому что, прожив эту ночь, связанную с личным моральным выбором, он уже мыслил иными категориями… – Если мы возьмем второй ударный флот при посадке, у Альянса фактически не останется крупных космических соединений, пригодных для масштабных боевых действий, – заключил он.

– Этим ты не остановишь войну, – угрюмо возразил Джон. – К тому же есть еще и третий ударный флот, – заметил он, но тут же осекся, думая, что сболтнул лишнее.

– Да, – согласился Вадим, не обращая внимания на скомканную, оборванную на полуслове последнюю фразу Джона Хански. – Но космос и, в частности, гиперсфера – это не накатанный автобан, по которому непрерывным потоком могут двигаться боевые соединения. – Вадим развивал собственную мысль. – С потерей двух флотов Земле так или иначе потребуется строить новые корабли, наступит неизбежная передышка. От немедленных бомбардировок будет спасен не только Кьюиг, но и другие планеты.

Джон вскинул голову, посмотрев на Вадима. Ему был непонятен этот человек, более того, он терялся перед ним, робел, не понимая, как могут в голове Нечаева уживаться молодость и здравомыслие, жесткая, как казалось ему, воля, которую совсем недавно он видел в безумно усталом, словно бы провалившемся внутрь самого себя взгляде, и эта наивная вера, что ход событий можно изменить, что Земной Альянс, несмотря на мелкие победы колонистов, можно одолеть в принципе.

Запущенная на полную мощность индустрия войны, которая работала сейчас в родной для Джона Солнечной системе, по-прежнему казалась ему неодолимой силой. Он не верил, что Землю можно победить.

Однако это были общие рассуждения, а что касается сиюминутной ситуации…

Трудно было представить, что Нечаев так остро нуждался в одном-единственном пилоте, чтобы прийти к врагу и разговаривать с ним, не принуждать, угрожая расправой, а убеждать…

Хански прислонился к холодной броне БПМ и некоторое время смотрел в сереющие утренние сумерки.

Он молчал, медленно приходя в себя после столь внезапного оборота событий, и начинал смутно понимать: ему ведь только что предложили именно то, ради чего он вынужденно покинул Землю, – право собственного выбора, и если повезет – то возможность жить под открытым небом, без смога, толкотни и…

Он повернул голову, посмотрел на Нечаева и глухо спросил:

– Ты собираешься предложить подобный выбор всем, кто сейчас составляет экипажи крейсеров?

– Да, – без колебаний ответил Вадим. – Но прежде нам придется драться, Джон. Насмерть. – Слова Нечаева звучали глухо и отрывисто в серых утренних сумерках. – Ты можешь принять мое предложение или остаться сидеть взаперти в бронемашине – это твой выбор. Я не стану принуждать тебя, Хански.