Артём Хлебников - «Оно даже не прошло»

— Нет, никаких.

(Скрип кровати — Гитлер и Ева меняют позу.)

— Я… в общем, если ты свободна, можем пойти куда-нибудь поужинать. (Кровать слегка шатается и стучит о металлический сейф, стоящий в ногах. Звук, вероятно, отдаётся в других комнатах бункера.)

— Ого, прямо ужин при свечах?

(Ева что-то говорит, но я не успеваю прочесть субтитры внизу.)

— Ха-ха, совсем нет, я… Для первого свидания можем просто выпить кофе. (Гитлер стонет и запрокидывает голову, его лицо покрывается воксельными глитчами. Секс, как я узнаю позже, — один из самых трудных для вычисления элементов сеанса.)

— Жаль, а я так надеялась на свечи.

Краем глаза я вижу, как её силуэт трясётся от смеха. Лиза откровенно наслаждается моим смущением, но мне уже всё равно. Она согласна на свидание, и я готов обнять от радости голое тело главного преступника XX века, лежащее в изнеможении на кровати передо мной. Сеанс завершается, после занятий мы встречаемся у входа на факультет, идём в ближайший бар и сидим в нём до трёх ночи, и болтаем без умолку, и я провожаю её домой, и я целую её где-то по дороге, и она зовёт меня к себе, и мы смотрим альбом с фотографиями её прабабушки, и мы занимаемся любовью и засыпаем.

Историков вроде нас с Лизой чаще, чем кого-либо ещё, спрашивают о том, как устроены сеансы. За пятнадцать лет погружений в прошлое мы потеряли счёт светским беседам, начинающимся с: «Это потрясающе! Как такое возможно? Как это работает?». Мы объясняем как умеем, но правда заключается в том, что в большинстве своём историки не знают в точности, как работают сеансы, — в общем-то, им это даже не нужно. В университете мы с Лизой прогуливали даже базовый курс лекций для гуманитариев по устройству сеансов, так что наши знания о технологии в лучшем случае обрывочны. Но это никак не помешало нам написать десятки цитируемых работ и заработать хорошую репутацию в мире науки о прошлом. Так что то, что я пишу ниже, может быть неточно, неполно и способно вызвать возмущение у реконструкторов. Но я пишу не для них.

В основе технологии сеанса лежат две простые идеи:

1. Весь мир — это информация.

2. Информация бессмертна.

Допустим, я сижу на кухне за столом и пью кофе. Присутствие меня, и стола, и чашки, и кофе, который внутри неё, и вообще всего, что есть в комнате, может быть описано с помощью единиц и нулей. Нужно просто собрать достаточно информации обо всех мельчайших частицах, из которых состоит кухня, и тогда можно будет составить её сравнительно полную цифровую картину. Это будет плоский цифровой слепок, содержащий в себе все необходимые данные о трёхмерном пространстве. Моя кухня со всем содержимым превратится в единицы и нули. Теперь на основе этого слепка, развернув весь процесс наоборот, мы сможем восстановить голограмму, один небольшой фрагмент вселенной — завтракающего меня.

Но это не всё. Дело в том, что информацию, раз уж она бессмертна, невозможно уничтожить. Я могу выпить кофе, и он исчезнет из чашки. Но не бесследно: останется его тепло, которое перейдёт сначала в чашку, а потом в деревянный стол. Часть напитка испарится в воздух, а его плеск отдастся звуковыми волнами. В конце концов, кофе перельётся в меня и растворится в моём теле. И, хотя теперь я сижу с пустой чашкой из-под кофе, вся информация осталась там же, где и была, — в пределах кухни. Секунда, в которой я сижу с пустой чашкой, содержит всю необходимую информацию о предыдущей секунде, где моя чашка полна кофе. Иначе говоря, всё, что нужно знать о прошлом, уже содержится в настоящем. Подобно демону Лапласа, мы сможем шаг за шагом восстановить одно мгновение за другим, двигаясь от последствий к причинам, и увидеть на голограмме то, что было секунду, минуту, год назад.

Осталось лишь найти следы прошлого в пространстве и провести необходимые вычисления. Первым занимаются сканнеры, вторым — реконструкторы. Задача сканнера — собрать как можно больше информации об отдельной части пространства. Чем подробнее будет сканирование, тем больше шансов получить подробный, длинный сеанс без воксельных помех. Поэтому хорошим тоном у сканнеров считается пройтись своим устройством-сборщиком данных по всему, что есть в помещении. Но лучше всего цифровые следы прошлого хранит что-то старое или неподвижное: стены, полы и потолки, древняя мебель, любой антиквариат. Софа, простоявшая десятки лет в углу, впитывает в себя как губка почти всё, что произошло в комнате. Толстые деревья, если удаётся просканировать их внутренние кольца, хранят в себе окружающие пейзажи за все прошедшие годы.