Братья Стругацкие - К вопросу о циклотации [сборник, litres]

– Что, познакомился уже? Когда это ты успел? – удивился Вальцев, вытаскивая из портсигара папиросу.

Алексей рассказал о битве за колючей изгородью. Вальцев с отвращением курил, неохотно улыбался.

– Повезло тебе, – сказал он и снова повалился, задрал ноги на спинку, – если б не Сашка – конец бы твоим приключениям…

Алексей взял полотенце и пошел мыться.

– Левка, открыть форточку надо… – начал он, входя в номер, но Вальцева уже не было. Алексей поднял штору, открыл окно, подивился еще раз густоте табачного дыма и стал прибирать на столе. Засунул в тумбочку толстый том «Электроники» и пачку каких-то технических журналов с унылыми обложками, повесил на гвоздь вальцевский шлем, вытряхнул мусор из карандашницы, собрал в тарелку окурки, аккуратно разложенные по краям стола и, проклиная Вальцева, который на днях расколол пепельницу, объясняя преимущества атомного топлива перед химическим, пошел и помыл тарелку. На столе оставалась еще куча исписанных листков – Вальцев писал статью.

Алексей начал собирать их и вдруг увидел свое имя. «…И это не твое дело. Алексей – замечательный человек, не тебе его судить, и если б ты только знал, как мне надоели все эти твои…»

Алексей побагровел, поспешно отбросил листки и сел на кровать. Фу ты, черт, как неудобно получилось… Тонкий женский почерк, это, наверное, от Маши… Черт дернул лезть в эти листки… Алексей расстроенно закурил и, стараясь не глядеть в сторону стола, принялся подметать пол. Неприятная это штука – личная жизнь. Ну, кажется, все уже хорошо: замечательный парень, прекрасный работник, любят его все – славный, веселый, жизнерадостный, известный ученый, и – приходит женщина… Он ее, видно, здорово любит… Несмотря ни на что…

Но и красива же! Алексей вспомнил изящный профиль женщины в черном платье на фотографии. Гордая красота!

Вошел хмурый Вальцев, посмотрел на Алексея.

– Лопать будешь?

Подошел к столу, резким движением собрал бумаги, запихнул в ящик. Несколько листков упало на пол. Он подобрал их, бегло просмотрел, бросил на стол.

– Пойдем к Ершову – там собираются сегодня все наши, – выпьем. Завтра выходной – отоспимся.

– Денег нет, – нерешительно сказал Алексей.

– Не говори ерунды, – разозлился Вальцев.

– Да нет… Понимаешь, неудобно вроде…

– Чтот-т-ты… Пошли. Пошли, не искушай…

– Да ну, незнакомые люди, что я там буду… – отбивался Алексей.

– Не искушай, говорю!.. – Вальцев поволок его к двери, поддал коленом. – Денег у него нет!.. Ступай, ступай ножками, а то вот придам начальную скорость – до Москвы не остановишься!

Они пошли вдоль длинного коридора. Гостиница-общежитие при Большом Северном ракетодроме начинала субботний вечер. Из-за стеклянной двери красного уголка доносились стук и лихие возгласы – там играли в пинг-понг. Прошел навстречу Зорин в полосатой пижаме, держа за ручку мальчугана в панаме, волочившего на веревке толстого белого кота. Кот сопротивлялся с молчаливым остервенением. У дверей пятого номера курил унылый молодой человек с пепельницей в руках. Ему не разрешали курить в комнате. Выскочили из-за поворота две хорошенькие нарядные девушки, наткнулись на Алексея, прыснули, застучали высокими каблуками вниз по лестнице в общий зал, откуда доносились звуки, напоминающие пластинку с массовой сценой из «Князя Игоря», пущенную наоборот. Группа плечистых парней радостно хохотала вокруг очкастого с пышной шевелюрой: пышная шевелюра рассказывала анекдоты о пассажире, ехавшем на верхней полке. Из раскрытых дверей какого-то номера плыл табачный дым и звали Витю. Потом хор грянул популярную мелодию «Взвейтесь соколы орлами…».

Алексею вдруг стало очень весело и хорошо. Он засмеялся и стукнул Вальцева по спине:

– Да не грусти ты, старый сундук! Сейчас выпьем, попоем… Как там у вас – принято петь в компании?

Вальцев усмехнулся и сказал, что время покажет. Они поднялись на третий этаж и, не постучав, вошли в номер, на двери которого висело изображение черепа со скрещенными костями и с надписью: «Стучите!» Череп был изображен очень хорошо, но повешен вверх ногами.

Номер был большой – на трех человек, посередине стоял стол, на котором красовались бутылки, тарелка с нарезанной колбасой, полосатый носок, куча ножей и вилок, тазик с водой и зеркало. Перед зеркалом, неестественно выпятив челюсть, сидел молодой человек, покрытый сверкающей пеной. Он скосил глаза на пришедших, невнятно проговорил: «Привет!» – и, ужасно исказив лицо, принялся рассматривать себя в зеркале, вытянув шею, обмотанную махровым полотенцем. На столике у окна другой молодой человек в пестром шерстяном свитере резал хлеб, укладывая его в большую фотографическую кювету. При этом он жевал огурец, пел про черные глаза, двигал бедрами и играл в шахматы сразу на двух досках с двумя другими молодыми людьми, из которых один оказался Сашей Бирским, а другой – тем самым веселым пилотом в ярчайшем шарфе, которого Алексей видел несколько дней назад на ракетодроме.