Братья Стругацкие - К вопросу о циклотации [сборник, litres]

– А ты?

– Я? Нет, я – другой. И таких, как я, большинство, и ты, вероятнее всего, будешь таким же. Мы «тоскуем по голубому небу». Есть такой вид психического расстройства – «тоска по голубому небу». Я своими глазами видел, как прославленные межпланетники, вернувшись на Землю после длительного рейса, плакали и хохотали в истерике и прыгали, как молодые козлята, выйдя из звездолета. А вот Гриша – не такой. У него все это наоборот. Хороший милый человек, между прочим. Страшно любит старых друзей, с остальными держится просто приветливо. Большой друг Крутикова, хотя люди они совершенно разные. Бывают же чудеса, скажи на милость!

– А что Крутиков?

– Да ты его с первого взгляда видишь. Как на ладони. Прекрасный семьянин, во время рейсов очень тоскует по жене и детям и втихомолку проклинает свою профессию, но жить без нее тоже не может. И вот тебе пара, всегда летают вместе: «небожитель» Гриша и Санчо Панса Крутиков. «Этот камушек я повезу Лёлечке. Какое странное растение! Жалко, что его не видит мой Мишка. Он бы его обязательно нарисовал». Говорят, когда-то над ним очень смеялись. Но однажды… В общем, милый и, главное, верный человек. Гений добросовестности, идеальный штурман. Ну вот, кажется, все. Доволен?

– Доволен. У тебя все они очень милые, добрые и… и отзывчивые.

– Да ведь так оно и есть, дорогуша! Давай по последней, что ли? Содвинем их разом… будь здоров.

Они выпили и с удовольствием посмотрели друг на друга.

– Хорошо…

– Хорошо, брат Алеха!

– Вперед?

– Вперед, Алеха!

– «Как аргонавты в старину…» Да, кстати, что это за стихи? Знакомые, но откуда, чьи – хоть убей, не помню.

Вальцев рассмеялся:

– Это эпиграф к какому-то рассказу Лондона. А у наших межпланетников, особенно у старых, это нечто вроде девиза. Кто первый ввел его в обиход, сейчас уже неизвестно.

– Как-то подходит он к вашему делу, верно?

– Верно. Трус и подлец так не скажет:

За последние полтора года Алексей Петрович привык получать письма и даже немного научился на них отвечать. Сегодня писем было четыре: от жены, от Юрковского, от Михаила и еще какое-то, с незнакомым почерком, – Алексей Петрович отложил его в сторону. Потом он надел пижаму, выключил верхний свет, с наслаждением рухнул на диван и принялся ворочаться, устраиваясь поудобнее. Сегодня был очень напряженный и хлопотливый день, после занятий пришлось остаться на два часа, чтобы разобраться в схеме нового усилителя, и теперь было особенно приятно полежать просто так, ничего не делая и почитывая письма, которые он давно ждал и которые получал не так уж часто (особенно от Юрковского).

– Письма следует читать со вкусом, – объявил Алексей Петрович, взял письмо жены и распечатал его нарочито медленно и аккуратно.

«Дорогой Алик!

Пишу тебе на уроке. Ребята страдают над контрольной, и у меня полчаса свободного времени. Давно что-то не получала от тебя весточки и немножко беспокоюсь, не удрал ли ты опять на какую-нибудь Венеру, не спросивши ни позволения моего, ни благословения. Надеюсь – не удрал. Надеюсь – жив и здоров. Надеюсь – помнишь, что у Гришки через полгода день рождения и что мы будем тебя ждать. Упомянутый Гришка чувствует себя прелестно и все время порывается сказать «папа», но дальше «мамы» продвинуться пока все-таки не может и вообще по натуре молчалив и углублен в себя. Валентина Павловна из яслей – ты ее, конечно, не помнишь, где там! – зовет его не иначе как Григорий Алексеевич и приблизительно раз в неделю интересуется твоим здоровьем. Чувствую, что мне придется все-таки сообщить ей, что ты ее не помнишь.

Милый Алик, ты пишешь мне про «Джаль Алла», а я и не читала. Все очень хвалят, даже Дезвиг в «Литературке» – охотно верю, но… Кончается четверть. Опросы. Контрольные. Подтягивание. Консультации. Петя Сокольников никак не уразумеет формулу Байеса. Лира Алиева окончательно и бесповоротно забыла, чем отличается теорема синусов от теоремы косинусов.

И т. д. и т. п… и пр. Читаю мало, но зато позавчера поймала с мальчиками телепередачу из Калькутты – показывали очерк «Покорители», и я полюбовалась и на тебя, и на Володю Юрковского.

До сих пор не понимаю, ты нарочно споткнулся, когда взбирался на лестницу, или это вышло случайно. Во всяком случае, мальчишки уважительно хихикали и косились на меня, и мне было очень приятно.