Грег Иган - Рассказы [компиляция]

— Все старые аргументы — клише…

— Тогда виноваты они, если они такие старые и шаблонные.

Она начала плакать.

— Не надо. Убирайся! Я боюсь умереть, а тебе наплевать!

Я взял ее на руки:

— Шшш. Прости. Но все это делают рано или поздно. И ты не должна бояться. Я здесь. Я люблю тебя.

Слова, возможно, были неосмысленной реакцией при виде ее слез.

— Ты сделаешь это? Со мной?

Я похолодел.

— Что?

— Перенесёшь операцию на тот же день? Переключишься, когда я переключусь?

Много пар сделало это. Как и мои родители. Иногда, несомненно, это был вопрос любви, обязательств, обмена. В другие времена, я уверен, этот вопрос касался не одного партнера, желающего быть непереключенным, с жемчужиной в голове.

Я молчал некоторое время, затем я сказал:

— Конечно.

В течение последующих месяцев все страхи Дафны, которые я высмеивал как «детские» и «суеверные», быстро стали осмысленными, а мои собственные «рациональные» аргументы стали звучать абстрактно и пусто. Я отказался в последний момент, я отказался от анестезии, и покинул больницу.

Дафна пошла вперед, не зная, что я бросил её.

Я ее больше никогда не видел. Я не мог с ней встретиться; я уволился с работы и уехал из города на год, мне претила трусость и предательство — но в то же время у меня была эйфория от того, что я сбежал.

Она подала иск против меня, но затем забрала его через несколько дней. Мы договорились через ее адвокатов на простой развод. Перед разводом она прислала мне короткое письмо:

« Бояться было нечего в конце концов. Я именно та, какой и всегда была. Откладывать переключение было безумием. Теперь, после переключения, мне никогда ещё не было так легко.

Твоя любящая жена-робот, Дафна »

К тому времени, как мне было двадцать восемь, почти все, кого я знал, были переключены. Все мои друзья из университета сделали это. Коллеги на новой работе, даже новичок в возрасте двадцати одного года переключился. Ева, я услышал от знакомого, переключилась шесть лет назад.

Чем дольше я откладываю, тем сложнее будет решение. Я мог опросить тысячи людей, которые переключились, я мог расспросить моих самых близких друзей в течение нескольких часов про свои детские воспоминания и самые сокровенные мысли, и убедиться в их словах. Я знал, что Н'доли-устройства в течение многих десятилетий были в их головах, которые научились показывать именно такое поведение.

Конечно, я всегда признавал, что невозможно быть уверенным в том, что у другого непереключенного человека была внутренняя жизнь такая же как и моя собственная, но это не казалось разумным, чтобы давать презумпцию невиновности людям, чьи черепа еще не выскребли с помощью кюретки.

Я отдалился от моих друзей, я перестал искать любовь. Я стал работать дома (моя производительность выросла, поэтому компания не возражала). Я не мог быть с людьми, в человечности которых сомневался.

И я был такой не один.

Когда я начал искать, я нашел десятки организаций исключительно для людей, которые не переключились, начиная от общественного клуба, который походил на клуб для разведенных, до параноидальных военизированных фронтов сопротивления, которые думали, что они готовятся отразить «вторжение похитителей тел». Даже члены общественного клуба показались мне крайне неприспособленными, многие из них разделяли мои опасения, почти дословно, но мои собственные идеи из других уст звучали навязчиво и непродуманно. У меня был короткий роман с непереключенной женщиной за сорок, но всё что мы делали — обсуждали наш общий страх переключения. Это приносило мазохистские удушающие ощущения.

Я решил обратиться за психиатрической помощью, но долго не мог заставить себя ходить к психотерапевту, который переключился. Когда я наконец нашел такую, что была без «жемчужины», она попыталась уговорить меня помочь ей взорвать электростанцию, чтобы ОНИ знали, кто здесь хозяин.

Я не мог уснуть в течение многих часов каждую ночь, пытаясь убедить себя, так или иначе, но чем дольше я думал о проблемах, тем более незначительными и неуловимыми они становились. Кто был «Я»? Что это означало: что «Я» был «всё ещё жив», когда моя личность совершенно отличалась от той, что была двадцать лет назад? Мои ранние личности были всё равно что мертвые, я помнил их не более ясно, чем я помнил своих знакомых, и эта потеря вызвала у меня только малейший дискомфорт. Возможно, разрушение моего органического мозга было бы самым простым отклонением, по сравнению со всеми изменениями, что происходили со мной до сих пор.