Грег Иган - Рассказы [Компляция]

По дороге домой Дэн попытался представить жизнь, ожидавшую Карли в будущем. За последние несколько недель он смог вообразить для своей семьи лишь два варианта: либо присоединиться к общине в Нимбине и ткать собственное исподнее из конопли, либо смириться с ролью машины для отмывания денег Кремниевой Долины.

Они приблизились к Далматинцу, который весело помахал им лапой.

— Папа, а мы можем?

— Извини, я уже заплатил. — Дэн указал на полосы мыльной воды, еще не успевшие высохнуть на ветровом стекле.

— А ты бы хотела научиться делать так, чтобы у мисс Снежок отваливалась голова? — добавил он.

— Это же глупо.

— Нет, я серьезно! Ты хочешь узнать, как заставить ее выполнять любые твои команды? — Им оставалось либо перебраться в деревню и стать фермерами, ведущими натуральное хозяйство, либо остаться здесь и добиться хоть каких-то рычагов воздействия, воспользовавшись тем единственным оружием, которое имело силу в новых условиях. Мысль о том, что умение программировать должно стать всеобщим навыком, всегда приводила Дэна в ярость как навязчивое желание фанатика обратить всех в свою веру — столь же безумная, как и попытка заставить всех просто заткнуться и стать растаманами. Но оказавшись посреди зомби-апокалипсиса, никто не жаловался на необходимость затачивать колья и всаживать их в гниющие мозги. И дело вовсе не в культурной однородности. А в том, чтобы знать, как отыметь своего врага.

— А ты правда знаешь, как это сделать? — спросила Карли.

— Пока нет, — признался Дэн. — Но я думаю, что если мы будем усердно работать, то сможем разобраться в этом вместе.

Бессмертие, но какой ценой, в каком виде, и как остаться самим собой? В недалеком будущем у вас есть возможность создать нового себя, свою улучшенную версию, способную просуществовать до конца времен. Но если бы вы могли жить дальше, если бы могли выбирать, каким ваше «я» будет в вечности, многое ли из своего прошлого вы бы захотели оставить при себе? Разве не заманчиво было бы, скажем… внести кое - какие коррективы? Адам уже не тот, кем был раньше, но стремится вернуть прежнего себя [71] «Зловещая долина» — гипотетический эффект, заключающийся в том, что человекоподобные объекты (роботы, анимированные персонажи и т. п.) при высоком (но не полном) сходстве с реальным стереотипным человеком вызывают у людей-наблюдателей чувство дискомфорта и неприязни. .

Когда поток образов приостановился, его осенило, что сон длится неизмеримо долго, и ему хочется проснуться. Но когда он попытался представить картину, которая должна была открыться его глазам в момент пробуждения, его разум, схватившись за вопрос, умчался с ним прочь — не меняя тему, а скорее, вызывая из темноты ответы, которые, он был уверен, уже давно утратили свою истинность. Он помнил двухъярусную кровать, на которой они с братом спали, пока ему не исполнилось девять — и кусочки сломанных пружин, нависавших над ним подобно крошечным сталактитам. По кругу абажура его прикроватной лампы были прорезаны отверстия в форме ромбов; накрыв их пальцами, он разглядывал пробивавшееся сквозь тело красное свечение до тех пор, пока жар от плафона не становился нестерпимо горячим.

Впоследствии, уже в своей собственной комнате, у него появилась кровать с пустотелыми металлическими стойками; их пластиковые наконечники легко снимались, благодаря чему он мог закидывать внутрь изжеванные огрызки карандашей, булавки, скреплявшие свежекупленные школьные рубашки, хитроумно обернутые вокруг картонных упаковок, гвозди, погнутые неудачными ударами молотка в попытке выложить на дровах рисунки из цинка, кусочки гравия, попавшие ему в обувь, засохшие сопли, которые он выковыривал из своего платка, и крошечные шарики, скатанные из клочков бумаги, на каждом из которых значилась фраза из четырех-пяти слов, выражавших то, что казалось важным на тот момент — целая летопись его жизни, нечто вроде керновой пробы, обнажающей срез геологических слоев, которая бы обрадовала будущих археологов куда больше, чем любой дневник.

Но была в его памяти и другая картина, в которой он откуда-то снизу спросонок глядел на разбросанную по полу одежду, в арендуемой комнате, где не было кровати как таковой — только складной диван. Этот образ казался таким же далеким, как воспоминания о детстве, но что-то заставляло его обрисовывать комнату все бо́льшими подробностями. На столе стояла печатная машинка. Он чувствовал запах ее ленты, видел коробку, из которой ее достали — она стояла на полке, в углу с канцелярскими принадлежностями; на синем фоне виднелись белые буквы, но ему никак не удавалось ухватить составленные из них слова. Он всегда охотился за черными лентами, но ассортимент большинства магазинов ограничивался черно-красными. Кому вообще может потребоваться что-то печатать красным?