Владислав Жеребьёв - Исходный код

– Хел, – не своим голосом завизжал Давыдов. – Вытаскивай нас.

– Всех? – Хел поднялся и как ни в чем не бывало шагнул в середину распадающейся на куски комнаты. – Ты забрал данные?

Семен оглянулся на копошащегося в недрах сейфа барона, и в руке у него свернул нож.

– Я успею, – упрямо кивнул капитан, оттолкнулся от стены и рухнул на спину самозваного бога, вонзая тому лезвие в шею. – Сначала ГРУ, потом майора, а меня последним.

Ткань локации затрещала по швам. Это исполин, взявшись за прореху двумя руками, расширял ее, стараясь проникнуть внутрь. Черно-красные горные вершины просели, превращаясь в песок, небоскребы дрогнули, и ночь, опустившись на землю, накрыла всех молчаливым саркофагом. Лишь только два огня, два темных рубина в сияющем обрамлении остались на небосклоне. Хозяин их решил забрать свое, и он пришел в этот мир.

Шесть дней до часа икс. День. Реальность. Петергоф

Возвращение к реальности было болезненным. Голова отчаянно раскалывалась, а затылок пылал, сказывались последствия удара дубинкой. Зрение и слух возвращались на удивление долго, и все то время, пока основные чувства еще не вернулись, Всеволод пребывал в замкнутом пространстве, искусственном вакууме. Первым появился свет. Неясное размытое грязно-белое пятно в антраците безмолвия проявилось будто ниоткуда и стало распространяться, как маслянистое пятно по чистой глади лесного озера. Вскоре оно заполнило все осязаемое пространство, и появились первые силуэты, тени и очертания предметов, а с ними пришел и слух.

– Приходит в себя… – Голос был сосредоточен, хрипловат и майору не знаком. – Сколько он уже так?

– Вторую неделю, – отозвался звонкий, молодой, уже знакомый и щемящий где-то в сердце… – Вы должны что-то сделать, доктор.

– Мы делаем все возможное, госпожа Курехина. Ваш муж поступил с серьезной черепно-мозговой травмой и кровоизлиянием в мозг. То, что он до сих пор жив, можно объяснить только чудом… Еще четверо, поступившие с ним в один день, едва ли не в схожей ситуации, а двое до сих пор не переведены из реанимации.

– Он поправится, доктор? – Голос дрогнул…

Светка, верная моя Светка, ты даже сейчас со мной.

Какой же я был дурак, что пренебрегал тобой, был порой нечестен, лукавил, не ценил ту теплоту и внимание, что ты, дура, тратила на меня, идиота…

Боль осознания собственной беспомощности, невозможности просто протянуть руку и коснуться любимого человека, обожгла хуже удара бича. Снова поток сознания, странные мысли, дикие образы вздымающихся черных башен, заполненных мертвецами, и строй нацистов, идущих по пригороду коммунистической утопии, чеканя шаг и бодро горланя какой-то гимн. Танки… траки вертятся, взрывая дерн и выставляя напоказ обнаженное нутро чернозема.

– Где ты, командир?

Это Винни, он сидит на камне и меланхолично затачивает нож, лениво проводя по острому блестящему лезвию точильным камнем.

– Тут я, рядовой, или, может, полковник?

Слова всплывают сами собой. Даже губ размыкать не надо. Капустин улыбается, щурится от яркого света, чуть прикрываясь рукой. Комок на боку порван, сочится кровь.

– Где наши?

– Лютый и Блоха тут, командир. Непонятка вышла.

– Что за непонятка?

Хмурюсь, пытаясь напустить на себя умный вид.

– Семен данные увел и не поделился, не к добру.

Снова темнота, снова сполохи света за горизонтом, и вот материализуется Хел. Прищур глаз, потертый походный костюм и новые берцы с подковами от фрикционов. Чешет щетину на подбородке, будто человек, будто настоящий.

– Здорово, майор, – бледная улыбка посещает его лицо.

– Привет и тебе, проводник, – себя не чувствую, но вижу отчетливо, будто все передо мной как наяву. – Где ты?

– Умер я. Я же программа, забыл? Сделали меня добротно, но все, что мог, я исполнил, а дальше зачем жить? Нет дальше кода.

– Ты бредишь, Хел. Ты лучший проводник из тех, кого я знал. Лучше людей, многих.

Хел смеется и лезет в карман куртки.

– А ты не так прост, как кажешься, майор, – сигарета в плотно зажатых губах. Тлеющий красный огонек на конце и пепел, пепел заполняет все обозримое пространство, и нет больше черного неба, нет проводника, нет ничего, а вокруг лишь серая пустыня.

– Здорово, командир, – голос далек, будто из бочки или колодца.

– Блоха? Ты где? – За него почему-то тревожно…

И так до рассвета, затем по кругу, долгий горячечный бред. События прошедших дней смешались с воспоминаниями виртуальной реальности. Травмированный мозг работал на пределе своих возможностей, а его несчастный владелец, пытаясь не сойти с ума, погружался все глубже и глубже вниз, куда-то, где темно и тихо и где нет предательства, амбиций, а вокруг лишь спокойствие и тишина. Возможно, те часы забытья были самыми прекрасными в жизни майора, но он этого не знал. От смерти Курехина отделяла тонкая грань, выстроенная его собственным сознанием, шаг, неосторожный поворот головы. Требовалось выжить.