Кир Булычев - Покушение на рассвете

А Лера с помощью системы тестов, разработанных молодыми энтузиастами, просеяла шестьсот школ, несколько детских и юношеских слетов физиков, прошерстила все олимпиады и собрала у себя в лаборатории шестнадцать детей — от двенадцати до семнадцати, с разными, большей частью трудными характерами, с разными психическими отклонениями, но объединенных одной общей чертой — одаренностью. Год они не расставались, год в некоторых семьях шли скандалы, а в других требовали для их детей особых условий, год, как Минпрос штурмовал институт чуть ли не с помощью ОМОНа, так как нельзя же детям не ходить в школу! Год, как смущенные, сагитированные, соблазненные Лерой преподаватели из нескольких университетов занимались с членами Детского садика по вечерам. Год… и сегодня решается судьба следующего года, решается судьба детей, за год ставших из талантов Коллективным гением. «Мы должны сплясать и спеть перед членами президиума Академии, а я валяюсь в траншее. Потому что это кому-то нужно?»

Это кому-то нужно?

Калерия даже остановилась, в ужасе от того, что такая версия могла прийти ей в голову.

И вошла в приемную директора она куда медленнее, чем бежала по коридору.

Это кому-то было нужно?..

Удивлению ее не было границ! Они отказались идти без нее!

Все ее дети — все девять, кто остался от первых шестнадцати, — обернулись к ней.

Они стояли у окна, шептались, чтобы не сердить секретаршу директора. Но при виде Калерии они все разом обернулись.

И разом ахнули.

Так и получилось: коллективное — а-ах!

Секретарша, существо средних лет и невзрачной внешности, испустила писк. Как котенок, которому наступили на лапу.

— Не сердитесь! — воскликнула Калерия от двери. — Я упала в воду, я ехала на попутке, потом расскажу. А что с вами? Вас не пустили? Вы отказались?

Они не отвечали. И, наверное, прошло секунд двадцать, прежде чем изумление улеглось настолько, что Алена Гинцбург сказала низким голосом:

— Это бред собачий, простите, Калерия Петровна.

— Хорошо ты меня встречаешь, — произнесла Калерия, вовсе не рассердившись.

— Да нет! Этого быть не может! — Арсен Исаакян кинулся к двери в кабинет директора и стал тянуть ее на себя. Арсен такой субтильный, слабенький, это было даже смешно, но секретарша не остановила его. А Алена подскочила к двери, и вместе они отворили ее так шумно и широко, словно все сразу очутились внутри кабинета, ставшего продолжением приемной.

А там… Там Лера увидела саму себя и поняла, чему так удивились дети.

Она сама, собственной персоной, стояла перед столом директора и так спешила договорить, что не обернулась на шум у двери.

— И я уверена, да, я совершенно уверена, что мой эксперимент, к сожалению, дал только отрицательные результаты! — говорила она, как вколачивала гвозди. — И нет смысла продолжать его. Надо вернуть детей в школы и дать им возможность нормально получить образование.

— Вот именно! — закричала сидевшая за Т-образным столом методистка. — Мы же неоднократно предупреждали.

— Простите, — сказала еще раз Калерия, глядя на своего двойника, в плаще, украденном с дачи, и даже с черной сумочкой, отнятой у Маргариты.

— Какого черта! — сказала Калерия. — Вы что, не видите?

Но никто ничего не видел.

Директор сначала, по близорукости, закричал, чтобы лишние очистили кабинет.

Методисты присоединились к нему. Академики смотрели баранами, лишь дети сразу приняли сторону настоящей Калерии.

И когда Калерия с черной сумочкой, сообразив, что ее затея провалилась, пошла, набычившись, на настоящую Калерию, ребята ринулись вперед и встали перед ней стенкой.

— Кто есть кто? — спросил в неожиданной тишине вице-президент.

— У нее чужая сумочка, — нашлась Лера. — У нее сумочка Маргариты Викторовны Гиндис. Она ее убила или украла…

Лже-Калерия посмотрела на сумочку, словно видела ее впервые.

Но Губайдулин, шустрый мальчик, смог вырвать сумочку раньше, чем лже-Калерия пришла в себя. Он раскрыл ее и под возмущенные крики присутствующих вытащил оттуда паспорт и столь торжественно поднял его над головой, словно был статуей с молотом в руке.

Он протянул паспорт сидевшему рядом академику и приказал:

— Читайте.

Академик громко прочел:

— «Гиндис Маргарита Викторовна». А кто это, собственно, такая?

— Я еще не знаю, что они с ней сделали.

— Кто она? — спросил академик.

Лже-Калерия кинулась к двери. Никто ее не задерживал — то ли во взгляде ее, то ли в манере двигаться было нечто настолько чужое и страшное, что даже самые отважные из мальчишек остались на месте.