Иван Ефремов - Туманность Андромеды. Час Быка (сборник)

Море, теплое, прозрачное, едва колыхало свои поразительно яркие зелено-голубые волны. Дар Ветер медленно вошел по самую шею и широко раскинул руки – старался утвердиться на покатом дне. Глядя поверх пологих волн на сверкающую даль, он снова чувствовал себя растворяющимся в море и сам становился частью необъятной стихии. Сюда, в море, он принес давно сдерживаемую печаль. Печаль разлуки с захватывающим величием космоса, с безграничным океаном познания и мысли, с суровой сосредоточенностью каждого дня жизни. Теперь его существование было совсем другим. Возраставшая любовь к Веде скрашивала дни непривычной работы и грустную свободу размышлений отлично натренированного мозга. С энтузиазмом ученика он погрузился в исторические исследования. Река времени, отраженная в его мыслях, помогла совладать с переменой жизни. Он был благодарен Веде Конг за то, что та с достойной ее чуткостью устроила путешествие на винтолете в страну, преображенную трудом человека. Как и в огромности моря, в величии земных работ собственные утраты мельчали. Дар Ветер примирялся с непоправимым, которое всегда наиболее трудно дается смирению человека…

Тихий полудетский голос окликнул его. Он узнал Миико и, взмахнув руками, лег на спину, поджидая маленькую девушку. Она стремительно бросилась в море. С ее жестких смоляных волос скатывались крупные капли, а желтоватое смуглое тело под тонким слоем воды казалось зеленым. Они поплыли рядом навстречу солнцу, к одинокому пустынному островку, поднимавшемуся черным бугром в километре от берега. Все дети Эры Кольца вырастали на море отличными пловцами, а Дар Ветер обладал еще врожденными способностями. Сначала он плыл не торопясь из опасения, что Миико устанет, но девушка скользила рядом легко и беспечно. Дар Ветер заспешил, несколько озадаченный искусством Миико. Но даже когда он понесся изо всех сил, Миико не отставала, а ее неподвижное милое личико оставалось по-прежнему спокойным. Послышался глухой плеск волн с мористой стороны острова. Дар Ветер перевернулся на спину, а разогнавшаяся девушка описала круг и вернулась к нему.

– Миико, вы плаваете чудесно! – с восхищением воскликнул Дар Ветер и, набрав полную грудь воздуха, задержал дыхание.

– Я плаваю хуже, чем ныряю, – призналась девушка, и Дар Ветер снова удивился.

– Мои предки были японцы, – продолжала Миико. – Когда-то было целое племя, в котором все женщины были ныряльщицами – ловили жемчуг, собирали питательные водоросли. Это занятие переходило из рода в род, и за тысячу лет они достигли замечательного искусства. Случайно оно проявилось у меня теперь.

– Никогда не подозревал…

– Что отдаленный потомок женщин-водолазок станет историком? У нас в роду существовала легенда. Был больше тысячи лет назад японский художник Янагихара Эйгоро.

– Эйгоро? Так ваше имя?..

– Редкий случай в наше время, когда имена даются по любому понравившемуся созвучию. Впрочем, все стараются подобрать созвучия или слова из языков тех народов, от которых происходят. Ваше имя, если я не ошибаюсь, из корней русского языка?

– Совершенно верно. Даже не корни, а целые слова. Одно – подарок, второе – ветер, вихрь…

– Мне неизвестен смысл моего имени. Но художник действительно был. Мой прадед отыскал одну его картину в каком-то хранилище. Большое полотно – вы можете увидеть его у меня, – историку оно интересно. Очень ярко изображена суровая и мужественная жизнь, бедность и неприхотливость народа… Поплывем дальше?

– Минуту еще, Миико! Как же женщины-водолазки?

– Художник полюбил водолазку и поселился навсегда среди племени. И его дочери тоже были водолазки, тоже промышляли всю жизнь в море. Смотрите, какой странный остров – круглый бак или низкая башня, как для производства сахара.

– Сахара! – невольно фыркнул Дар Ветер. – Для меня в детстве такие пустые острова были приманкой. Одиноко стоят они, окруженные морем, неведомые тайны скрываются в темных скалах или рощах – все что угодно можно встретить здесь, что хочется в мечте.

Звонкий смех Миико был ему наградой. Девушка, молчаливая и всегда немного грустная, сейчас неузнаваемо изменилась. Весело и храбро устремляясь вперед, к тяжело плещущим волнам, она по-прежнему оставалась для Ветра закрытой дверью – совсем не так, как прозрачная Веда, чье бесстрашие было скорее великолепной доверчивостью, чем действительным упорством.