Александр Сороковик - Синяя лихорадка

Помчался по ступенькам вниз: лифт уже не работал. «Хорошо, что у нас восьмой этаж, а не двадцать четвёртый!» – мелькнула мысль. Детишки заворочались, просыпаясь, дочка слегка захныкала.

– Тихо, тихо, – пробормотал он, задыхаясь от бега, – уже сейчас, уже скоро…

Хорошо, что машину вчера оставили на уличной стоянке, а не в подземном паркинге. Он, еле переводя дух, кинулся к дверце, бросил детские вещи на капот, освободил левую руку. Изогнувшись, достал ключи, нажал брелок сигнализации, попытался открыть дверцу. Правая рука занемела совершенно, дети уже не спали, начали выворачиваться, капризничать. Жена подоспела в последний момент, быстро открыла машину, помогла забросить ребят на заднее сиденье.

Кинули следом их одежду, захлопнули дверцу.

Жена, забравшаяся с другой стороны, уже сидела рядом с детьми, что-то успокаивающе говорила, прижимала к себе. Он бросился на водительское место, включил зажигание. Старенький верный внедорожник завёлся сразу. Еле выждав время прогрева, Муж тронулся с места, завернул за угол. Едва успел улечься лёгкий сквозняк, пролетевший за ними следом, как 24-этажный дом, который они только что покинули, стал медленно, беззвучно оседать, будто песчаный холм. Только песок не оставался на асфальте, а закручиваясь лёгкими бурунами, словно стекал в невидимые воронки и вскоре лишь ночной ветерок перекатывал по земле пыльные облачка. В зеркале он увидел расширенные от ужаса глаза Жены.

– Тише, родная, – он пытался говорить спокойно, хотя самого била нервная дрожь, – только, ради Бога, тише! – показал глазами на детей.

Те, прижавшись к матери, сидели тихо, словно мышата. Они свернули на широкую улицу. Невдалеке горел дом, рядом орущая толпа ломилась в закрытый продовольственный магазин. Раздался звон разбитой витрины, люди кинулись внутрь. Вдруг чёрное ночное небо располосовала длинная ветвистая молния, и почти сразу грохнул невероятный по силе раскат грома. При ярчайшей вспышке они увидели город, в нескольких местах багровевший пожарами, мечущихся по улицам людей.

Вдруг из переулка им наперерез бросились какие-то тени. Сначала он затормозил, думая, что это такие же, как они, беглецы, ищущие спасения в этом хаосе. Однако фары высветили оскаленную рожу, лишённую всякого человеческого подобия. Существо размахивало пустой бутылкой, готовясь запустить её в лобовое стекло. Чуть поодаль другая тварь нагнулась к земле, явно нашаривая камень. Он круто повернул вправо, выжал газ.

Урод, размахивающий бутылкой, отскочил в сторону, выронил её, запрокинулся назад, на кучу мусора. Второй успел поднять камень и даже замахнуться, но отлетел вперёд, сбитый углом бампера. Остальные кинулись в стороны. Он резко вывернул руль и, не оборачиваясь, выдохнул:

– Только не вздумай мне ничего говорить! Если бы я не сбил этого подонка, он мог бы убить всех нас!

Она молча помотала головой, прижала к себе детей, чтоб не видели они рассыпающиеся дома, тупых агрессивных существ, размахивающих бутылками – безумных женщин, расхристанных, с голыми грудями, кривляющихся и не менее пьяных, чем мужчины.

– Боже, когда же они успели, когда успели? – очень тихо повторяла, словно заклинание Жена.

– Что успели? – спросил он, выезжая на дорогу, ведущую за город. Рядом с ними беззвучно осело ещё два дома, снова песок от них втянулся в невидимые воронки.

– Что успели? – повторил он, не столько ожидая ответа, сколько желая разрушить тишину, установившуюся между ними.

– Потерять человеческий облик. Образ и подобие Божие. Стать животными. – Она слегка подалась вперёд, – Ведь ещё вечером всё было нормально.

– Что было нормально? Этот сумасшедший мир был нормальным? На нашу семью косились, словно на идиотов: муж, жена, двое детей! Тут кругом – «семьи» то из двух мужчин, то из женщин. А то ещё «триады» эти, «семьи» из трёх партнёров. И ведь все узаконенные, со свидетельствами о браке, во Всемирной церкви «венчанные»!

– Да какая это церковь! Гнилая пародия! Настоящую церковь разгромили много лет назад, загнали в подполье, на смех подняли – ретрограды! А эти, из Всемирной, продвинутые, современные: традиционную семью – долой, пьянка, наркотики, разврат – пожалуйста! У них ведь главой-то кто? Лесбиянка, прости, Господи, – «Архиепископ»!.. Да я вообще-то не об этом. Раньше, во время смут и революций, проходили месяцы, недели, дни…