Альфред Бестер - Ферма животных

— Да.

— Возможно, он предпочитает лимонное, — предположил доктор Рапп через неделю и нажат кнопку интеркома. — Лимонное мороженое, пожалуйста, — Принесли мороженое. — Джеймс, ты хочешь лимонного мороженого? — Он набрал ложку мороженого, каковое и было тут же заглочено, — Прекрасно. А хочешь еще? Тогда скажи мне, что это такое. Это мяч, Джеймс. Ну, повторяй за мною. Мяч. Мяч. Мяч.

— Да, — сказал Джеймс.

— Надо снова попробовать мороженое, — сказал доктор Рапп через неделю, — Мы не можем позволить ему свалиться в структуру привычного социального поведения. Перед ним непрерывно должен быть вызов, — Он нажал кнопку интеркома. — Шоколадное мороженое, пожалуйста.

Джеймс с удовольствием съел ложку мороженого, однако напрочь отказался называть полосатый мячик каким бы то ни было названием.

— Да, — сказал он.

— Это проклятое слово мне уже снится, — пожаловался доктор Рапп, — Подходит римский центурион, обнажает меч и говорит: «Да». Подождите, подождите. Идея. Может, это фаллический символ? Сексуальность начинается с образов, с концепций. Может, этот ребенок отвергает реальности жизни?

Он нажал кнопку интеркома.

— Джеймс, вот тебе банан. Хочешь откусить? Чувствуй себя совершенно свободно. Хорошо. Хорошо. Хочешь еще один? Тогда скажи, что это такое. Мячик. Мяч. Мяч. Мяч.

— Да.

— Ничего не получается, — уныло констатировал доктор Рапп. — Возможно, мне стоит зайти к доктору Да и подкрепиться… Да что это я говорю? К доктору Дамону. Секундочку, секундочку. Идея. Дамон и Питий [10] Дамон и Питий — древние греки, чья дружба вошла в легенду. (Прим. перев.) . Дружба. Не может ли быть, что я обращаюсь с Джеймсом чересчур клинически? Я должен установить с ним дружеские отношения.

— Доброе утро, Джеймс. Какой прекрасный октябрьский денек. Осенние листья выглядят просто сказочно. Ты хотел бы покататься на машине?

— Да, — сказал Джеймс.

— Прекрасно, прекрасно. И куда же ты хотел бы съездить?

— В Раттерс, — сказал Джеймс.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что хотел бы съездить в Раттерс.

— Но… Господи, да ты же говоришь.

— Да, сэр.

— Так почему же ты раньше не говорил?

— Не хотел, вот и не говорил.

— А почему ты говоришь сейчас?

— Потому что я хочу посмотреть, как катит свои воды старый Раритен.

— Да, да. Понимаю. Только что же это я понимаю? — Доктор Рапп нажал кнопку интеркома, — Дайте мне, пожалуйста, доктора Да… я имею в виду доктора Дамона… Тогда передайте ему, что мне кажется, я сделал важное открытие.

— Сделать открытие, — сказал Джеймс, — это значит взглянуть на то, что все много раз видели, но подумать при этом то, чего никто из них не думал. Вы со мною согласны? Может, обсудим это по дороге в Раттерс?

Подошло следующее лето. Джеймс с отцом гуляли по лужайке, горячо обсуждая махровые ирисы, только Джеймс, увы, называл их «ириши». Он вполне по-человечески шепелявил. Проблема с ирисами состояла в том, следует ли их рвать и ставить в вазу или лучше оставить в покое. Джеймс стоял на том, что таким утонченным дамам (он воспринимал ирисы как особи женского пола) ни в коем случае нельзя причинять никакого членовредительства. Отец же со всегдашним своим прагматизмом, наоборот, заявлял, что цветы должны оправдывать свое существование, украшая хозяйский дом. Отец и сын довели друг друга до полного изнеможения, после чего старший Дюпре отправился инспектировать персиковые деревья. Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон сидел на лужайке и бездумно смотрел по сторонам. Через какое-то время он услышал знакомое кхе-кхе, и из-под большого куста сирени вылез Председатель.

— Да не мой ли это старый друг сексуальный маньяк? Как поживаете, сэр?

Фазан сверкнул на него негодующим глазом.

— А как там, мистер Председатель, Филлис, Френсис, Фелис и все остальные?

— Их поименный список и, кхе-кхе, я бы сказал, номенклатура выглядит следующим образом: Глория, Гленда, Гертруда, Годива и… — Председатель осекся и пристально взглянул на Джеймса. — Но ты же чудовище.

— Да, сэр.

— Как же ты вырос, просто глазам не верю.

— Благодарю вас, сэр.

— Ты научился говорить по-ихнему?

— Не слишком хорошо, сэр.

— А почему не слишком?

— Я шепелявлю. Они говорят, это потому, что у меня ленивый язык.

— Но ты все еще можешь говорить по-нашему.

— Да, сэр.

— Поразительно! Просто неслыханно!

— Вы думали, что я смогу когда-нибудь разучиться? Любимый ученик Профессора, готовый умереть за старый добрый Раттерс. Не могли бы вы, мистер Председатель, собрать в Большой красной школе экстренное собрание? Я могу вам многое порассказать про этих сумасбродных человеческих существ.